Дорогие гости, перенос форума Marstersvers завершен. Мы рады приветствовать вас на новом ресурсе!)))). Вся первичная информация об этом форуме находится здесь
Автор: Vardek Бета: Novichok Название: Он часто видел сны... Рейтинг: потом разберемся, но все же явное не G-13 Пары: B/S Отзывы: здесь или vardek@mail.ru или на форуме Библиотеки Отказ от прав: От автора: ответ на вызов SmthBlue “Restless для сериала "Ангел". Моя фантазия занесла меня в дали, несколько не сочетающиеся с оригинальными условиями вызова. В итоге получился кроссовер между BtVS и Angel: the series. (Tom, ты сказала, что, если очень хочется и если не очень далеко заплывать, то можно. Решай, подойдет такая вот версия или нет.) Время действия: после событий “Angel” 5x22 “Not Fade Away”. Условия вызова SmthBlue: Вам никогда не казалось, что в этом сериале чего-то не хватает? Например, серии где все ангелочки спят и видят обличающие, развлекающие, предрекающие и т.д. сны? Если да, то Вы просто обязаны им помочь! Условие: Написать фанфик (можно в стихотворной форме), в котором герои AtS (все или выборочно на Ваш вкус) спят и видят эти самые сны Время: Сезон на Ваш выбор Размер: Да сколько душе угодно Сроки: До 18 февраля Количество: Допускается по два фанфика с творца <<<<<<<<>>>>>>>
Глава 1
Он часто видел сны. Раньше они приходили к нему каждую ночь. Порой неясные, как обрывки тумана, порой – отточено реальные и в реальности своей, несбыточные. Кошмары и эротические игры; сны, полные света, и миры, погруженные в такой непроглядный мрак, что ему – созданию тьмы - становилось страшно, и порой казалось, что он ослеп. Не важно, каким было их содержание, сны приходили к нему практически каждую ночь. Благословенные, опустошающие, дерзкие, несбыточные, наполненные сладкой негой, кровоточащие, яркие, темные, дразнящие, дающие надежду и бросающие в пропасть отчаяния сны. Стоило лишь закрыть глаза и…
Он часто видел сны. Они были отражением мира, в котором он жил, его чувств и мечтаний. Даже невысказанных, даже тех, которые он старался спрятать глубоко-глубоко на самое дно своего мертвого сердца, обладающего способностью любить и болеть, как будто оно все еще билось и было живым. Самые потаенные желания и мысли, которые он скрывал от других и от самого себя, находили дорогу сквозь стену отрицания, построенную им вокруг наиболее сумасшедших и несбыточных фантазий. Сны делали их реальными, близкими, доступными, возможными… Сны приносили с собой надежду.
Он часто видел сны. Они управляли им, меняли линии его судьбы и дороги, по которым он шел. И, как покорный раб, он следовал их указующим знакам. Так, словно это было только вчера, он помнил ту ночь, когда впервые понял, что погиб, когда предатели-губы прошептали “Баффи, я тебя люблю”... и он проснулся. В холодном поту, с расширенными от ужаса глазами, с отголосками безумного хохота его демона в ушах… “Нет, Господи! Господи, только не это!!!” - Он молил небеса, как осужденный на смерть молит о прощении, отчаянно надеясь, что все это сон. Но холодное осознание обреченности не позволяло усомниться в том, что чувство, от которого он бежал на протяжении последних двух лет, которого боялся, не в силах признать, что это - правда, предательски ударило его в спину… во сне.
Он часто видел сны… Ночь была его спасением. Сновидения – его убежищем. Каждую ночь он спасал ее. Он был быстрее, умнее, ловчее, он был целеустремленнее в своих снах. И пусть вместе с рассветом приходило знание, что ее больше нет, что она мертва, что он не смог… Каждую ночь он спасал ее вновь, пусть и в мире сновидений. И хотя бы на несколько часов, но он обретал спокойствие, был чуточку счастливее… самую малость… Разве это так много, чтобы просить?
Все изменилось с тех пор, как он появился в ЛА.
Он перестал видеть сны. Совсем. Просто однажды ночью, пришло осознание, что он потерял дорогу в мир своих грез. Он не знал, почему и как это случилось. Может духи, или бестелесные сущности, как мило охарактеризовала его эта яйцеголовая Фред, не способны видеть сны? Может, он сам настолько приблизился к нереальному, что стал его частью? Может, кто-то сейчас спит, и он лишь часть сна этого человека? Может быть он снится ей? Глупые мысли, глупые страхи, глупо-глупо-глупо…
Он перестал видеть сны. Это пугало его, хотя… Чего может бояться призрак? Нет тела, чтобы ранить, нет ног, чтобы убежать, нет рук, чтобы дотронуться. Лишь лихорадочное течение мыслей, беседы с самим собой и периодические рейды в секретариат… Вот уж кто умеет визжать, так это секретарши. Он с чистой совестью мог подтвердить, что, да, призраки способны потерять слух на пару часов, если за дело возьмутся три голосистые девицы. Или это были вампирши? Когда-то он знал одну девочку, которая кричала так же громко, как они. Только вот… если от их криков у него болели уши, то от крика той девочки у него болело сердце. Сейчас она уже, наверное, выросла. Когда он видел ее в последний раз, она казалась не по годам взрослой, в ее глазах поселилась вечность. Обещала сжечь его во сне. Глупый ребенок... Он убил себя сам. Его убила любовь. Его собственное сердце. Он чувствовал эту любовь, когда потоки света хлынули из его груди, устремляясь в недра пещеры, выжигая своей болью и яростью ощерившуюся многотысячными хищными клыкастыми пастями тьму. Все для любви. Для нее. Для них.
Он перестал видеть сны. И, может, это было и к лучшему. Если сны были отражением окружавшей его действительности, то он не был уверен, что хочет видеть подобные кошмары. Последнее, что он почувствовал перед смертью, была ужасная обжигающая каждую частицу его тела боль. Сейчас его охватывал холод. Холод шел будто из самой глубины его души, пробирал его до костей, заставляя зябко кутаться в бесполезный плащ, в иллюзию, такую же, как он.
Он перестал видеть сны. Каждую ночь его охватывала благословенная тьма, в которую он погружался с радостью и облегчением. Само его существование (он не назвал бы это жизнью) было похоже на сон. Тяжелый сон, в который затягивает, словно в трясину, из которой если и вынырнешь, то с отчаянным криком, который срывается с губ в самый последний момент перед пробуждением, задыхаясь ненужным воздухом, с широко распахнутыми глазами, которые однако не видят ничего, кроме образов, уже забытых воспаленным мозгом, и которые развеются в следующее мгновение, оставляя лишь чувство облегчения, что это был лишь сон.
Он перестал видеть сны. Даже после обретения тела сны к нему не приходили. А может он просто не помнил их. Подсознание порой бывает милосерднее памяти. Его милосердие жестоко и сравнить его можно лишь с извечной дилеммой врача, поставившего смертельный диагноз: правда или ложь, блаженное неведение или тяжесть истины, эвтаназия или долгая жестокая агония, разрушающая не только тело, но и душу. Порой ему казалось, что отсутствие снов стало для него ложью во спасение. И, если хотя бы на одну секунду принять это подозрение за постулат, то он не был уверен, что так уж жаждет откровений.
Он перестал видеть сны. Да и кому нужны сны, если жизнь и так была похожа то ли на самый страшный кошмар, то ли на мыльную мелодраму. Он даже щипал себя украдкой в первое время, но потом понял, насколько глупо это выглядит со стороны, и бросил это бесполезное занятие. Если ты не можешь справиться с мощным течением, то не лучше ли просто доверить ему свои тело и судьбу, и, может быть, сила веры пронесет тебя мимо острых подводных камней и водоворотов до безопасного берега.
Он перестал видеть сны. Просто жил в них. Каждый раз, открывая глаза после падения в никуда, он убеждался, что сон, именуемый жизнью, все еще окружает его и реален, как никогда. Порой Спайк мечтал, что все это на самом деле дурной сон. Что он все еще призрак и просто спит себе, забившись в первый попавшийся кабинет в отсутствие его хозяина. Что он не погиб в Саннихелле, сгорев дотла и рассыпавшись пеплом, унося с собой пронзительный свет очищения. Что Фред жива, а мисс Бледно-Синяя Поганка - всего лишь плод его воспаленного воображения. Что…
Он перестал видеть сны.
И он верил в это до самого конца.
---------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Он перестал видеть сны и верил в это до самого конца. До тех пор, пока огромная драконья туша не превратила Ангела в пылающий факел, спустя секунды рассыпавшийся в ночь мириадами искорок. В следующее мгновение дракон рухнул мертвым. Отражая атаки, по крайней мере, десятка воинов армии Апокалипсиса, Спайк удовлетворенно хмыкнул - Персик завалил-таки большую ящерицу. Позже придут слезы, подступившие обжигающим комком к горлу, когда оборвалась незримая нить между ним и его Гранд-Сиром, оставляя ему лишь одиночество. Придет ярость на тех, по чьей вине гордый Орден Аурелиса стал разменной пешкой в игре Высших Сил, не важно светлых или темных. Придет боль осознания, что он теперь единственный Мастер клана. Клана, стертого с лица земли. Позже...
Сейчас же Спайк смотрел на оскаленные морды атакующих его демонов, в их глаза, горящие бессмысленной и яростной злобой; запах крови, обагрившей их оружие, щекотал его ноздри... Кровь его друзей, кровь его Гранд-Сира, его собственная кровь.
Он всегда отчаянно бросался в битву, даже не зная ее исхода, просто упиваясь сражением, с кровавой пеленой перед глазами, и с ненавистью в глазах. Исход этой битвы был ему известен - у него не было шанса выжить. Врагов было слишком много, а он был один. Он не видел, когда упал Ганн, и что случилось с Иллирией, он успел выхватить лишь последние мгновения смерти Ангела. Он был один в битве, которая изначально не была его, но которую он сделал своей.
Ненависть поднялась в нем холодной волной, оставляя сознанием незатуманенным, а зрение четким. Остужая его знанием того, что он не уйдет без битвы, что вместе с собой он утащит в ад не один десяток попутчиков.
Пауза, вызванная эффектным издыханием дракона, отсчитывала последние секунды, и взгляды отвлекшихся на шоу с фейерверками демонов стали вновь обращаться в его сторону. Их встретил прямой взгляд холодных, как лед арктической пустыни, голубых глаз, в глубине которых плескались океаны ненависти. Вампир, стоящий перед ними, склонил голову набок, растягивая губы в злобной усмешке. Облаченная во все черное фигура казалась странным образом расслабленной в контрасте с пальцами его рук, сжимающих рукоять тяжелого меча с такими напряжением и силой, что побелели костяшки.
Время, остановившееся и захватившее их всех в капсулу замороженной реальности, внезапно вновь ожило, когда блондин с громким боевым криком бросился на явно превосходящую его по численности, эдак в несколько тысяч, и силе толпу. Те из демонов, кто замешкался, расплатились за свою ошибку, первыми упав под ударами меча вампира. Остальные, ревя от ярости на подобную наглость полукровки, бросились в драку. Все его товарищи погибли, но полукровка, вместо того, чтобы сдаться на милость победителей и принять наказание за разрушенные планы Старших Партнеров, продолжал свой смертельный танец.
Он дрался молча. Рубил и колол направо и налево, получал удары и раны в ответ, но держался на ногах и продолжал драться, по-прежнему не издавая ни звука. Он молчал, когда, оставив бесплодные попытки взять его по одному, воины накинулись на него всем скопом, погребая его под своими тяжелыми, закованными в латы телами. Он не проронил ни звука, когда в том же проулке, где началось сражение, его, последнего из оставшихся в живых... по крайней мере, в не-мертвых окончательно, поставили перед трибуналом в лице посланника Старших Партнеров.
И все же удивление скользнуло по чертам его лица, когда Посланник посетовал на невозможность ни убить его прямо на месте, ни отправить прямиком в одно из пыточных измерений: - Ах-ах, какая, право же, досадная мелочь, Сущие Силы обратили внимание на еще одного полукровку с душой. Какая прелесть, не прошло и года. Конкуренты, однако, горя праведным желанием отблагодарить своего чемпиона, прижали кого-то из тех, кто сидит еще выше, и вуаля. Мы получаем премерзкий сюрприз за все наши старания - все его грехи волшебным образом испаряются из книги Судеб, а сам он получает пропуск в рай по всей форме.
В этот самый момент Спайк понял, что он действительно спит и видит самый сюрреалистичный и безумный сон в своей жизни. Все эти месяцы, проведенные им в ЛА, сначала в виде призрака, а затем в качестве не более и не менее, чем претендента на Шаншу- извечный Грааль Персика - все, все это было просто напросто сном. Банда Клыка была сном. Их отношение к нему, как к... Равному? Смешно. Чертовски, причем.
Он провел столько лет в Саннидейле, помогая Скуби, сражаясь против своего вида и прочих демонов, отдавая себя самого по частичкам, опустошая себя погоней за несбыточным, пресмыкаясь и терпя насмешки и тычки, и ни разу... ни на одну чертову минуту ни одному из Саннидейльской команды не пришло в голову отнестись к нему как к равному, задуматься над его чувствами, прислушаться к его словам. Он пробыл в ЛА меньше года, но среди людей Ангела он почувствовал себя равным. Нужным. Частью команды.
В людях Ангела не было фальши. Если они принимали кого-то, то уже не обращали внимания на такие мелочи, как цвет кожи, наличие рогов или обязательной плазменной диеты. Они умели любить, умели и ненавидеть. В них не было фальши и стремления уйти от ответственности. Они совершали ошибки и дорого платили за них - кровью и шрамами на их душах. Если у них были с тобой проблемы, они не ходили вокруг да около, а просто говорили это в лоб, не увиливая. Они отдавали себя целиком делу, которое делали, были частью хорошо отлаженного механизма, в чем-то похожего на команду Саннидейла. Разница была в их сердцах, в их взгляде на мир и на тех, кого они считали друзьями. Они много отдавали и требовали такую же отдачу взамен. Спайк понял это еще тогда, когда Фред пыталась спасти его и вернуть обратно в осязаемый мир. Понял, принял и навеки отдал часть своего сердца маленькой леди.
Что самое главное, они не жили в придуманном ими мире белого и черного, как Саннидейлская команда. И, хотя, надо признать, в последнее время и у тех наметились первые признаки взросления, до людей Ангела им было еще далеко. За месяцы общения с Ганном, Фред, Уэсли и Лорном Спайк, вначале с удивлением, а затем с затаенным чувством благодарности принял как данное тот факт, что его никто не собирается тащить к свету - фигурально выражаясь. Банда Клыка сражалась с существами, таящимися в густых тенях ночи, и сама существовала на грани между светом и тьмой, в сером спектре возможностей.
В мире, где вампиру вовсе не обязательно было становиться каноническим святым, чтобы быть допущенным в святая святых; где любая помощь приветствуется, и, самое главное, не остается незамеченной; где девушка, не являющаяся истребительницей, может обнять вампира, не вытирая брезгливо после этого руки о первую попавшуюся тряпку, словно он был заразным, а простой парень - о’кей, некоронованный король охотников за вампирами - не только не имеет ничего против того, чтобы пропустить по кружке пива с вышеозначенным вампиром, но даже заплатит за него.
Господи, если это сон, то почему они все мертвы? Или это было сном самого начала? А может... может...
Посланник Старших Партнеров хотел сказать что-то еще, когда беловолосый вампир перевел на него взгляд своих удивительных пронзительных глаз и тихо прошептал - первый звук, изданный им за все это время: - Это ад? Я погиб под Адской Пастью, и это все чья-то дьявольская пытка? Голубые глаза требовали ответа, сверля странно-искореженную фигуру посланника, пытаясь проникнуть сквозь маску, закрывающую лицо, и встретиться с ним взглядом. Ответом ему был оглушительный хохот, поддержанный спустя мгновение столпившимися вокруг воинами. Смех оборвался так же резко, как и начался. Смешки в рядах тоже стихли.
В гнетущей тишине Посланник подошел вплотную к вампиру, которого крепко держали за руки охранники-демоны Иштра. Громадная ладонь в стальной перчатке метнулась к незащищенному лицу Спайка и крепко обхватила его, не давая возможности отвернуться. - Ты действительно думаешь, что ты в аду? К моему огромному сожалению, вампир, - он прошипел последнее слово так, что оно источало яд и одновременно отдавало брезгливостью, - твоя душонка больше не относится к нашей юрисдикции. Какая потеря. Поверь, я уже продумал все пытки, которым подверг бы тебя, все мучения. Вампир с душой. Спасший мир. Умеющий любить. Он буквально выплюнул "любить" Спайку в лицо. - Увы, увы, окончательно мертвым ты мне совершенно бесполезен. Глаза Спайка расширились и, невзирая на чудовищное давление, под которым находилась его нижняя челюсть, прошептал: - Ангел? Он...? - Наслаждается вновь обретенной человечностью где-то в районе Дублина. Если за отпущенный ему в этой реальности срок он не натворит чего-нибудь посерьезнее приключений душки-Ангелуса, то и он вне нашей досягаемости.
Заметив лучик надежды в глазах пленника, Посланник усмехнулся: - Полукровка, оставь надежды. Ангелу простили все, но зачем Сущим Силам свободный человек без супер-способностей, зато с доскональным знанием всех премудростей по части пыток и убежденный, что они задолжали ему не только Шаншу. Ангел - существо упорное, рано или поздно он бы до них добрался. Поэтому, дабы не вводить его в искушение, они сделали так, что он все забыл. Ты остался один, полукровка. Один и в полной моей власти до тех пор, пока ты не станешь прахом. Никто не знает, что ты жив, никто не придет тебе на помощь, никто не будет по тебе плакать. У меня же на твой счет далеко идущие планы.
Спайк почувствовал страх: - Что ты хочешь со мной сделать? - О! Мы нетерпеливы! - голос существа, стоящего перед вампиром, понизился до дрожащего шепота: - Не торопись, вампир, всему свое время. Ты думаешь, что знаешь, что такое страх? Скоро ты познаешь истинное значение этого слова. Твое тело болит от ран? Ты думаешь, что знаешь все о боли? Мальчик, ты еще даже не переступил за порог пыточной комнаты. О, как бы я хотел насладиться твоими мучениями. Но мой срок в этом измерении подходит к концу. Пожалуй, пора передать тебя в руки твоего палача. Он заслужил это по праву.
Посланник хихикнул: - Добрейшей души человек. Такой начитанный. Настоящий джентльмен. Манеры, речь - он просто само совершенство. И как тебя угораздило досадить ему за такой короткий срок? Он так рвется исполнить нашу маленькую просьбу, что просто не верится. Нда, на это, пожалуй, нужен талант.
Красные глаза Посланника впервые встретились с глазами Спайка, и он почувствовал, как странная апатия стала овладевать им - веки отяжелели и ему страшно захотелось спать. Понимая, что именно этого и добивается красноглазый, вампир стал яростно вырываться, пытаясь сбросить с себя руки охранников, отвести глаза от гипнотического взгляда посланца ада. Все было напрасно. Сон затягивал его все сильнее и сильнее, до тех пор, пока стало совсем не важно, сопротивляется он или нет, и когда с последними словами Посланника сознание оставило его: - Спокойной ночи, Уильям, надеюсь, ты готов к вечности в компании старого врага...
---------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Его белоснежные волосы сливались с белизной подушки, на изможденном худом лице проступили морщинки, которых там быть не должно, потому что этого просто не могло быть. Он – вампир, ему дарована вечная молодость, он может прожить сто лет, двести, тысячу и не состариться ни на один день. И все же вот он здесь, в ее маленькой квартирке, на ее кровати, усталый и постаревший.
Она все еще помнила их первую встречу 8 лет назад. Между вампиром, назначившим ей свидание с гарантией смертельного исхода, и этим мужчиной была большая разница. Между ними пролегли годы, испытания, боль, разлука и одиночество.
То самое одиночество, которое бьет тебя сильнее всего. Чувство, которое приходит к тебе, когда ты окружен толпой знакомых людей, друзей и близких и вдруг понимаешь, что на самом деле ты одинок. И внезапно хочется выть. Хочется кричать с риском сорвать голос. Хочется разбить что-нибудь большое и, желательно, ценное.
Она не сразу почувствовала себя одинокой. Первые несколько недель события развивались так стремительно, что порой ей казалось, что она снова теряет контроль над своей судьбой. Столько всего нужно было решить, стольким людям помочь. Она бы с удовольствием растянула сутки еще часов на двадцать, будь на то ее воля. Постепенно бешеный ритм, в котором она провела последние месяцы, значительно замедлился, жизнь стала потихоньку налаживаться, и лица знакомых и незнакомых людей перестали мелькать перед ней с такой сумасшедшей скоростью, что она, в конце концов, оставила все попытки запомнить имена их всех.
Рим стал ее тихой гаванью, местом, где она нашла, наконец, покой и обрела долгожданную свободу. Это случилось вечером, когда она по привычке одевалась в униформу Истребительницы – кожаные брюки, ботинки с утяжеленными носами и каблуками с подковками, по ее просьбе выкованными в виде крестов – с улицы донеслись звуки драки. В спешке, натянув первый попавшийся свитер, она схватила кол и бросилась к двери, ощущая привычное щекочущее покалывание в основании затылка.
Когда же она выскочила на улицу, ее взору открылась следующая картина: в воздухе висело постепенно редеющее облако из микрочастичек не успевшего еще осесть пепла, - “Сражение было не из маленьких”, - отметила она про себя - а трое девчонок в различной степени закованности в кожаную одежду увлеченно и синхронизировано пинали последнего вампира. Пинок в пах, колено со стальной накладкой в живот, удар колом точно в сердце и взрыв темно серого пепла. Чистая работа, закончившаяся обменом хлопков ладонями и задорно-радостным “Дай пять” от самой мелкой из девчонок, обладательницы коронного удара по особо чувствительным местам мужской анатомии.
Баффи все еще стояла у входа в дом, в тени подъезда, когда молоденькие Истребительницы, не заметив ее, отправились дальше патрулировать улицы ночного города, смеясь, подкалывая друг друга и повторяя наиболее эффектные моменты битвы, разыгравшейся чуть ранее.
Старшая Истребительница развернулась и вошла обратно в дом. Больше ей не нужно было патрулировать. Не нужно было лихорадочно искать объяснение деревянному колу в ее руке. Больше не будет крови и слизи на ее одежде и ощущения, что пепел забился ей не только в волосы, но и в рот, нос и дыхательные пути.
Ей больше не нужно было быть единственной в поколении, не нужно было быть особенной. Теперь она могла просто быть. Кем угодно, чем угодно.
В тот вечер она зажгла свечи, выключила свет и долго сидела в полумраке, глядя на танцующее пламя и потягивая чай. Только осознав, что она больше не одна, Баффи неожиданно поняла, что такое одиночество. Ей была дарована свобода, второй шанс в жизни, весь мир лежал у ее ног, сверкающий и полный тысяч загадок; ее ждали годы, полные новых открытий, захватывающих дух красот, красочных закатов и восходов солнца... И все это она отдала бы, не торгуясь, за одну минуту, хотя бы минуту, рядом с ним. Этой минуты ей хватило бы на то, чтобы хорошенько стукнуть Спайка по его выбеленной дурной башке, а потом, пока он не успел придти в себя, убедить его в том, что она действительно его любит.
К сожалению у нее не было этой минуты, и никто не предлагал ей сделку. Спайк был мертв, погребен в недрах кратера, бывшего некогда ее городом, Саннидейлом. Баффи знала, что надеяться на то, что вампир спасся, было бесполезно. Но иногда она позволяла себе помечтать.
Баффи мечтала, как, однажды вернувшись домой, она увидит знакомый черный кожаный плащ на вешалке в прихожей. Даже не видя его, она шестым чувством почувствует его присутствие, такое знакомое, родное. Она ворвется в комнату и увидит его стоящим у окна, спиной к ней, задумавшимся о чем-то, а за окном будет идти дождь. Дождь всегда идет к счастью, а здесь, в Риме, дожди были редкостью. Они заслужили свой дождь.
Вместо того, чтобы вихрем пересечь комнату и броситься к нему, она тихонько подойдет к своему любимому вампиру, обовьет руки вокруг его талии и прижмется к нему всем телом, зарывшись носом в его широкою спину, с наслаждением вдыхая его запах - терпкую и неповторимую смесь выделанной кожи и сигарет, с легким акцентом мужского одеколона. И никакого бурбона!
Он повернется к ней не сразу, а спустя несколько минут, словно это время ему будет нужно для того, чтобы собраться с силами. И вот он уже обнимает ее в ответ, прижавшись щекой к ее голове, позволяя ей обнимать его все сильнее и сильнее, словно в страхе, что он исчезнет. - Ты жив, ты жив, ты жив... - будет твердить она снова и снова счастливую молитву, а когда ее тихий шепот достигнет его слуха, Спайк, тихонько рассмеявшись, скажет такие знакомые слова шутливого откровения: - Нет, скорее, не-мертв, luv... Баффи...
Спайк, конечно же, смешается, не зная, как ему обращаться к ней, как это было полтора года назад, когда он жил в ее доме, но был так же далек от нее, как и в самом начале их знакомства. Насколько же они были недосягаемы друг для друга в те дни. Если его останавливала уверенность, что между ними все кончено, и что, если он не хочет вновь причинить ей боль, то должен держаться подальше от нее, то ее останавливали страх, упрямство и взгляды друзей и потенциалок ей в спину. Но когда он вернется, ей будет наплевать на все страхи. Если для того, чтобы вернуть Спайка, ей придется заняться с ним страстной необузданной любовью прямо на огромном столе для совещаний в штаб-квартире нового Совета Наблюдателей в присутствии всех его членов, то... то пусть будет так.
Она оторвется от его груди и поднимет голову, впервые встретившись с ним взглядом, и слегка нахмурившись из-за того, как резанет ее слух слово “мертв”: - Спайк, я должна тебе кое-что сказать... - начнет она первую строчку из речи, которую готовила все эти месяцы, но он перебьет ее, не дав сказать и пары слов - он всегда перебивает. Отстранит от себя, печально качая головой, и с уже до боли привычными словами из серии «Баффи, давай останемся друзьями» откажется слушать ее дальше. Тогда она прибегнет к крайним мерам. - Если мне придется вырубить тебя и заковать в цепи, лишь бы ты меня выслушал, - скажет она, - я так и сделаю. - Ну-ну, pet, - ухмыльнется он, - вовсе не обязательно следовать моему дурному примеру, в конце концов, что позволено вампиру, не всегда дозволено Истребительнице.
Он сделает шаг прочь от нее... всего лишь шаг, но она почувствует внезапную пустоту в сердце. - Я тебя слушаю. Тогда она наберет в легкие воздуха и выдохнет слова, терзающие ее память до сих пор: - Я люблю тебя, Спайк, - и, прежде чем этот упертый вампир перебьет ее снова, продолжит, не дав ему ни малейшей возможности вставить хотя бы слово: - Ты мне не веришь, я знаю, но я действительно люблю тебя. Это не жалость и не неуклюжая попытка подсластить горькую пилюлю. Мне больше не хочется возвращаться в Рай, ведь тебя там не будет. Зачем мне одиночество в Раю? Я не хочу больше умирать, но и жить без тебя я не могу, Спайк. Ты понимаешь, не могу, - тихим шепотом закончит она. Его взгляд будет все еще полон недоверия и ожидания чуда одновременно. Спайк станет похож на маленького ребенка, с его широко распахнутыми в мир голубыми глазами, в которых будет тлеть слабый, Боже, до чего же слабый, огонек надежды.
Пытаясь докричаться до него и заставить поверить ей, она вновь приблизится к нему, ласково прикоснувшись ладонью к его щеке, и захватит его взгляд своим: - Если ты меня любишь, то, прошу, поверь, что я люблю тебя тоже. Научи меня любить так, как можешь только ты. Если мне наконец удалось разрушить твою любовь, не отталкивай меня, останься со мной, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы со временем ты полюбил меня снова. Тогда он улыбнется ей, легко и счастливо, и перед ней снова появится тот мальчишка в теле вампира, каким она его запомнила с памятного вечера их магической помолвки. Слова будут не нужны, и в наступившей тишине останутся только он и она, не Мастер-вампир и Истребительница, а обычные мужчина и женщина, истерзанные миром, но нашедшие друг друга и свою любовь, Баффи и Спайк. А потом будет поцелуй. Сводящий с ума, глубокий и долгий, заставляющий ее колени подогнуться от внезапной слабости. Спайк подхватит ее на руки и унесет в спальню, где...
Баффи вздохнула, вернувшись мыслями в реальность. Их встреча произошла совсем не так, как она ее десятки раз себе представляла. Не было ни долгого разговора, ни уговоров, ни обещаний, ни поцелуя. Ничего. Нет, в конечном итоге он все-таки оказался в ее постели, однако это было слабым утешением.
-------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Он пришел в себя и, открыв глаза, встретился с рассеянной тьмой, окружавшей его со всех сторон. Откуда-то неподалеку доносился звук капающей воды. С трудом поднявшись, морщась от нестерпимой головной боли, приступы которой накатывали на него волна за волной, мешая сосредоточится на остальных ощущениях в его теле, и отряхнув плащ, Спайк осмотрелся.
Помещение оказалось темным туннелем, в конце которого виднелся слабый свет. - Еще один чертов подвал, - с легким смешком заключил он и двинулся на источник света. Чем ближе он подходил, тем сильнее его охватывало чувство deja-vu. Он уже мог различить приглушенный шаркающий звук, и замер в удивлении. - Какого черта! Здания "Волфрам и Харт" уже нет, так как же мог уцелеть этот гребанный подвал! И как, Кровавый Ад, я здесь вновь очутился? Он постоял, прикидывая возможные варианты действия, и, в конце концов, пришел к выводу, что, если он хочет отсюда выбраться, придется играть по уже знакомому сценарию. То есть встретиться с трудягой-адвокатом и его пальчиками. Ну, или с дамочкой с куском стекла в глазу. Насколько он помнил, выход из этого места был всего один - через комнату впереди.
Внутренне подобравшись и готовый к любым неожиданностям, он снова двинулся вперед по темному туннелю, для удобства скользнув в облик вампира - человеческое зрение проигрывает способностям демона видеть в темноте.
Комната, в которую он вошел, оказалось точной копией уже знакомого ему помещения. Странный звук не исчез, а даже усилился, но комната была пуста. Спайк осторожно приблизился к столу, в любой момент ожидая нападения, или еще одной омерзительной картинки дергающихся в конвульсиях отрубленных пальцев, но поверхность стола оставалась пустой, и никто не торопился набрасываться на него из ниоткуда.
Он был один в комнате, из которой не было выхода. Обойдя ее по периметру и не заметив даже неплотно подогнанной полоски или хоть чего-то, напоминающего дверь, Спайк вернулся в темноту подвала. После нескольких часов тщательного осмотра и простукивания стен, пола, потолка, всего, до чего ему удалось дотянуться, ему пришлось смириться с тем, что он заперт в помещении без единого намека на возможность выбраться из него.
Решив, что, возможно, он пришел раньше, и запланированное шоу еще не началось, он дошел до пустой комнаты в конце коридора, и устало плюхнувшись на стул стал ждать. Секунды растягивались в минуты, минуты в часы, но ничего по-прежнему не происходило. Кто бы ни был виновником его положения, хозяина явно не было дома.
Время текло медленно. Единственным звуком нарушающим окружившую его абсолютную тишину, был непрекращающийся скрежет, не будь которого, Спайк уже давно бы поверил в то, что он оглох. Вскоре ему стало казаться, что он начинает сходить с ума от вынужденного бездействия, от действующего на нервы несмолкающего звука, от собственной беспомощности самостоятельно выбраться из очередной передряги. Он кричал и бесновался, он разбил костяшки пальцев, колотя по стенам в бессильной ярости, он звал на помощь и проклинал всех на свете. По меньшей мере сутки прошли с того момента, как он попал сюда.
Истекали вторые сутки заточения. Спайк уже несколько часов сидел у стены не шевелясь, практически не моргая, не спуская взгляда с темного входа в подвальный тоннель. Его внутренние биологические часы исправно вели подсчет убегающим минутам и часам. Он знал, что, если в ближайшее время никто не придет, чтобы выпустить его из этой чертовой дыры, все может измениться. Он мог стать опасным для любого, вошедшего первым в комнату, не важно будет ли это друг или враг. Пройдет всего несколько часов и единственное, что его будет волновать, это жажда убийства. В нем нарастало давно забытое им чувство, известное каждому вампиру в первые часы после обращения, и которое они все стремились забыть как страшный сон. Спайк почувствовал, как в нем пробуждается Голод.
Для вампира голод – не просто желание есть, когда его желудок пуст. Голод. От него можно было сойти с ума. Желание погрузить клыки в еще бьющуюся в агонии плоть другого существа и ощутить горячую волну крови, вырывающуюся из распоротой артерии, обычно подавляло все остальные инстинкты, включая инстинкт самосохранения.
Всего два раза в жизни Спайк пережил подобный голод. В первый раз с ним была Друзилла, позаботившаяся о том, чтобы утолить его жажду крови. Во второй раз... Он не хотел даже думать о возможности повторения опыта четырехлетней давности. Голод демона, дошедшего до помешательства, не смогла бы удержать ни одна душа. Да, в прошлый раз его держал чип, не давая возможности соскользнуть в безумие. Но даже с помощью этого современного симулятора души, Спайк не смог избавиться от побочного эффекта голода – моментов, когда демон полностью брал контроль над его телом, оставляя ему лишь черные провалы в памяти. Он не имел ни малейшего понятия, что происходило в минуты, а иногда часы, его отсутствия. Будто в его сознании включали и выключали лампочку, и в моменты, когда его окружала тьма, он просто переставал существовать.
Каждый раз, придя в сознание, он обнаруживал себя в новом месте – один раз это был лес, в другой старая заброшенная церковь в нескольких милях за чертой города, в третий… Из последнего места он постарался исчезнуть как можно скорее, потому что демон завел его прямо под окна дома Истребительницы. Он убежал, но позднее, по зрелому размышлению, пришел к выводу, что демон, сам не сознавая того, подсказал ему единственное место, где у него была хотя бы слабая надежда найти помощь. Может быть, она не убьет его сразу, может быть, она даже согласится помочь ему, ведь когда-то он тоже помог ей.
Слабая улыбка скользнула по его губам от этих воспоминаний и тут же исчезла. Голод подтолкнул его к ней, но тот же голод был причиной страшных ран на его руках, которые он обнаружил позже, когда его, наконец, накормили, и он смог более-менее ясно соображать. Он искусал собственные руки. Его демон сделал это. Видимо, присутствие крови в такой близости, всего лишь под тонким слоем кожи, сводило демона с ума. Скрытые под рубашкой и давно переставшие кровоточить раны причиняли ему безумную боль, но он старался не подавать вида, что его что-то беспокоит. Он исправно держался в привычной ему роли заклятого врага Скуби, отпуская двусмысленные комментарии, саркастичные замечания и шуточки, заставляющие Истребительницу краснеть, как спелый испанский помидор, и в то же время украдкой кусая губы каждый раз, как кто-то из них задевал его, проходя мимо.
Веревки не сильно беспокоили его - плечи практически не пострадали, так как он физически не мог до них дотянуться, а следовательно поранить себя. Однако несколькими часами позже, когда Джайлз, устраивающий его в ванной, надевая на него кандалы, сжал немного сильнее, чем это было действительно необходимо, изуродованный участок на его руке чуть выше кисти, Спайк испытал такой болевой шок, что непроизвольно вампиризировался. Наблюдатель вовремя успел отшатнуться от вампира, чьи челюсти клацнули в нескольких миллиметрах от его лица.
Много позже Спайк признался самому себе, что в тот вечер Наблюдатель завоевал изрядную долю его уважения. Действительно, нужно иметь крепкие яйца, чтобы не дрогнуть при виде ощерившегося на тебя монстра, для которого ты – главное звено в пищевой цепочке. Монстра, настолько обезумевшего от боли, что, надумай он наброситься, чип явился бы недостаточно действенной преградой. Скорее инстинктивно Наблюдатель выбрал наиболее верное в данной ситуации поведение и замер, не спуская настороженных глаз с вампира. Когда же Спайк пришел в себя достаточно для того, чтобы избавиться от вампирского обличья и снова воспринимать человеческую речь, он даже предложил помочь с первой помощью и перевязкой: - Спайк, дай мне взглянуть.
Рука Джайлза потянулась к вампиру, но тот отшатнулся, вжавшись в ванную еще сильнее. Из его горла непроизвольно вырвалось предупреждающее рычание. Наблюдатель, совершенно не обращая внимания на демонстрацию агрессии, дотронулся до руки Спайка. Касание было легким, как перышко, и вампир чуточку расслабился. - Я только взгляну, что у тебя с рукой, - продолжал между тем убеждать Джайлз.
Решив, что хуже не будет, Спайк после секундного колебания неуверенно кивнул. Наблюдатель отложил в сторону цепь и принялся расстегивать манжеты на рукавах рубашки вампира: - Мне нужно снять с тебя рубашку, чтобы не причинить еще больше боли. Освободив вампира от рубашки, он склонился над его руками, изучая его раны. Глаза Наблюдателя слегка расширились от открывшегося ему зрелища: - Мой Бог! И ты все это время терпел? На другой руке тоже самое? Игнорируя первый вопрос, Спайк молча кивнул. - Кто это сделал с тобой? Почему ты молчал и ничего нам не сказал? - Какая разница, Наблюдатель? Если ты хочешь помочь, помоги, нет, значит, нет. В любом случае я не буду отвечать на твои чертовы вопросы! Его яростный взгляд встретился с встревоженным взглядом Джайлза.
В глазах Наблюдателя появилось выражение досады, но через мгновение они озарились догадкой, и он мягко и с сочувствием произнес: - Ты сделал это с собой сам? Я прав? Можешь не отвечать, если не хочешь. Я просто не могу понять, почему ты так себя искалечил? Вся ярость испарилась из глаз сидящего напротив него вампира. Он как-то поверженно обмяк и отвел глаза, сразу сделавшись каким-то маленьким и неуверенным. - Сам... Демон... Мой демон... Я был так страшно голоден, что... - послышался тихий ответ. - Не помню когда... - Твоя рубашка совсем не выпачкана кровью. Я никогда бы не догадался, что ты ранен... - Послушай, Наблюдатель, мне надоело твое бормотание! Лучше помоги мне это дело перебинтовать. Тебе интересно, почему на моей рубашке нет следов? Ни малейшего понятия. Наверное, у меня очень аккуратный демон. Почему раны не кровоточили? Потому что во мне не осталось ни единой чертовой капли крови! Я даже не чувствовал боли до тех пор, пока не выпил тут мерзкую свиную пародию на нормальный завтрак, которой вы меня накормили. - Ты хочешь сказать, что после того, как ты поел... - Да! Если мы не сделаем перевязку, то кровь, что сейчас так приятно плещется в моем желудке, к утру перекочует в твою беленькую блестящую пижонскую ванну. Я доступно объяснил или у тебя есть еще какие-то вопросы, Наб-лю-да-тель?
Естественно после такого обхождения желание продолжать беседу с вредным вампиром у Наблюдателя пропало. Он встал, принес аптечку и молча, стараясь не встречаться со Спайком взглядом, забинтовал страшные рваные раны, тянущиеся от запястья до локтя на каждой руке. Джайлз больше не пытался заговаривать с ним на эту тему, но до тех пор, пока его руки не зажили, был очень осторожен, когда ему было необходимо расковать вампира. Спайк тоже не стремился смягчить враждебную атмосферу, хотя в глубине сердца был тронут такой заботой. Но в то время он был зол на Инициативу, на себя самого и на весь мир, включая Истребительницу и ее окружение...
Неожиданно Спайк беспокойно встрепенулся, моментально прерывая цепь воспоминаний. Что-то было не так. Очертания комнаты и предметов внезапно стали расплываться перед его глазами, желудок свело сильным спазмом, все чувства обострились. Это было, было... - Нет! Нет, нет, нет! Его крик сменился наполненным бешенством звериным ревом, и он перестал существовать.
---------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Он помнил, как это было, когда он оказывался под полным контролем своего демона. Помнил и надеялся, что, если это случится вновь, у него хватит мужества распылить себя, прежде чем он превратится в ни чем не сдерживаемого кровожадного хищника, прежде чем он потеряет себя. Однако, уйдя слишком глубоко в свои воспоминания, он пропустил момент пробуждения демона. После этого события развивались так стремительно, что Спайк уже ничего не мог поделать.
Единственное, что он понял в те краткие мгновения, когда к нему возвращалось сознание, прошлый раз был цветочками по сравнению с происходящим с ним теперь. У него больше не было даже такой сомнительной роскоши, как пребывание в сознании дольше, чем на пару коротких минут. Словно демон предоставлял ему возможность глотнуть воздуха и отдышатся, прежде чем вновь погрузить его в темноту.
Темнота накатывала неожиданно, и он тонул в непроглядном мраке небытия. Вспышка света перед глазами предупреждала его пробуждающийся мозг, что ему вновь дарованы несколько коротких мгновений сознания.
В одно из таких мгновений он пришел в себя и с ужасом увидел кровь на стенах комнаты. Его кровь, понял он, взглянув на свои истерзанные руки. Демон избавился от его плаща - видимо для того, чтобы ничто не мешало ему истязать своего хозяина. Чтобы ничто не стояло между его жаждой и сосудом, полным так необходимой ему кровью. Пусть и его собственной крови, демону было все равно.
Явно не поспевающий за всем происходящим мозг, наконец, очнулся окончательно. Спайка скрутила чудовищная боль. Не только в руках, но и во всем теле. Он успел закричать, но его крик оборвался, когда он скорее догадался, чем ощутил приближение демона. И его снова поглотила тьма.
Он приходил в себя еще несколько раз. Это даже нельзя было назвать сознанием. Короткие вспышки осознанной реальности, перемежающиеся тьмой. А может тьма сама была вспышкой? Он давно потерял счет времени и не имел ни малейшего понятия, сколько часов, дней, а, может, месяцев продолжалась эта бесконечная пытка. Голод и боль, боль и голод... И так без конца.
Свет вспыхнул в его сознании, как всегда, неожиданно. Ожидая, что вскоре демон снова загонит его рассудок в тюрьму беспамятства, Спайк лихорадочно пытался сообразить, как бы ему утихомирить распоясавшегося демона, внаглую отобравшего у него бразды правления. Секунды летели одна за другой, но ничего не происходило, и он по-прежнему оставался самим собой. Недоумевая и радуясь временной передышке, Спайк огляделся по сторонам, отчаянно надеясь, что подвал, голод, битва в ЛА и смерть Ангела и его команды всего лишь приснились ему. Это был бы не первый кошмар с подобным сценарием, посетивший его.
Увы. Он все еще находился в осточертевшем подвале, лежа на полу у дальней от входа в комнату стены и сжимая в руках свой плащ или то, что от него осталось. Кровь на стенах успела засохнуть, превратившись в отвратительного в вида коричнево-бордовые разводы, из чего Спайк сделал вывод, что прошло довольно-таки много времени с тех пор, как он остался наедине со своим демоном.
После первого беглого осмотра ему показалось, что кроме заляпанных его кровью стен ничто вокруг него не изменилось. Однако это было не так. К неприятному звуку, напоминающему скрежет металла о металл, не прекратившемуся до сих пор, добавился новый. Слабый, доносящийся издалека, возможно из подвального коридора, но отчетливый и так хорошо знакомый ему звук: тук-тук.. тук-тук.. тук-тук... Биение живого сердца, все ближе и ближе. Кем бы ни был незнакомец, опрометчиво оказавшийся здесь, его ожидал очень неприятный сюрприз в лице голодного вампира.
Спайк ухмыльнулся, представив удивление хозяина этой небольшой психушки местного масштаба, когда тот войдет в комнату, и, встав с пола и отряхнувшись, присел на краешек каким-то чудом уцелевшего стола, дожидаясь начала шоу. Ждать пришлось недолго. Через пару секунд к ставшему уже оглушительным стуку сердца добавился звук очень тихих осторожных шагов. Незнакомец ступил из темноты в освещенное пространство комнаты, и улыбка исчезла с лица вампира: - Дон?! - Спайк! Ты жив??! Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? Это действительно была Дон. Именно такой она запомнилась ему в тот последний раз, когда он видел ее в холле школы Саннидейла. Даже одежда на ней была та же самая. Девушка сделала пару нерешительных шагов ему навстречу, протягивая руку, словно пытаясь дотронуться до него... Неожиданно она радостно взвизгнула и, в два прыжка преодолев расстояние, разделяющее их, бросилась ему на шею. Ее тонкие руки обвили его плечи, обнимая с силой, неожиданной от подростка ее лет и комплекции.
Он неуверенно обнял ее в ответ. Их отношения, когда они расстались, были далеки от той дружеской близости, которая установилась между ними в течение лета, когда Баффи была мертва. Хотя он и не ожидал такой реакции от резкого и весь прошлый год враждебного к нему подростка, Спайк бы солгал самому себе, сказав, что ее откровенное счастье от встречи с ним не стало целительным бальзамом для его измученной души.
Она оторвалась от него, жадно всматриваясь в его глаза. В ее собственных глазах стояли слезы: - Больше никогда, слышишь, никогда так не делай! Я думала, что ты погиб, а я так и не решилась сказать... сказать тебе... - Сказать что, Ниблет? - Что я не сержусь на тебя. Что ты всегда был для меня, скорее старшим братом, крутым и независимым, чем вампиром. Не выпуская ее из объятий, Спайк счастливо рассмеялся: - Я и есть крутой и независимый вампир, малыш. Ее улыбка чуть померкла: - Я знаю... Просто я ничего не могла поделать после... после того, как ты... и Баффи... Он не сделал попытки помочь ей найти подходящие слова. Какие слова можно назвать подходящими для того, чтобы описать то, он что пытался сделать с Баффи? Пожалуй, он и нашел бы парочку-другую в своем богатом лексиконе, но они совершенно не предназначались для ушей подростка, тем более, его Ниблет.
- Наверное, я просто не могла поверить, - торопливо продолжала объяснять Дон, не замечая, что слезы все еще свободно текут по ее щекам. - Вначале. А потом я была так разочарована, так зла на тебя, что никого не слушала. Даже Баффи. Хотя она и пыталась несколько раз объяснить мне, почему ты это сделал.
Волна стыда нахлынула на него, и он опустил голову, не желая встречаться с ней взглядом: - Я понимаю, Ниблет... - Нет, - он скорее почувствовал, чем увидел, как яростно она замотала головой, - ты не понимаешь! Я не имела права судить! Это было ваше с Баффи дело, и я вообще не должна была в него лезть! Теперь я это понимаю. Господи, Спайк! Те ужасные слова, что я тебе сказала, когда ты вернулся... Прости меня. - Ты сделала то, что считала нужным, чтобы защитить свою сестру, - отрезал он. - Мне нечего тебе прощать. Она взяла его лицо в свои маленькие ладони и заставила его поднять голову и встретиться с ней взглядом: - Мне это нужно, Спайк. Если не для себя, то сделай это для меня. Дай мне прощение. Пожалуйста. В ее глазах дрожали, грозясь сорваться в стремительном беге по ее щекам, огромные капли слез. Спайк сдался, он никогда не мог спокойно видеть, как плачут женщины из семьи Саммерс: - Я прощаю тебя, Дон... Уже произнося ее имя, он почувствовал знакомую холодную пустоту, образовывающуюся в его голове. Демон приближался.
Дон смотрела ему в глаза, с тревогой и непониманием наблюдая, как золото в них сражается с синевой. Спайк грубо оттолкнул ее от себя и теперь стоял в центре комнаты, опустив голову, тяжело дыша и судорожно сжимая и разжимая кулаки. Медленно, словно в замедленной съемке он поднял на нее взгляд, в котором золота теперь было намного больше, чем штормового неба. Его лицо исказила мука, словно он сражался с невидимым врагом, и явно проигрывал. - Дон... беги... спасайся... я не смогу держать его долго..., - его голос дрожал, слова хрипло и медленно падали в наступившую тишину, словно ему стоило неимоверных усилий произносить их. - Спайк, я не оставлю тебя здесь... - начала она, явно не осознавая в какой опасности находится. - Беги!!! - из последних сил отчаянно закричал он, молясь всем Богам за каждую лишнюю секунду контроля над собой. Что-то мелькнуло в ее глазах. Он не знал что. Запоздалый страх? Надежда? Внезапное осознание, что каким бы ни был ласковым и нежным этот зверь, он всегда останется Зверем? У него не было ни времени, ни желания анализировать выражение ее лица, единственное, чего он сейчас хотел, чтобы этот глупый и доверчивый ребенок убрался отсюда как можно скорее. Последнее, что он увидел, прежде чем в беспомощном отчаянии провалиться в мрак небытия, были взметнувшийся каскад темных волос и удаляющаяся спина убегающей со всех ног девушки.
-------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Ночь отступила, и он вновь вынырнул на поверхность. Дезориентированный, с плотной туманной пеленой перед глазами, мотая головой, пытаясь прояснить зрение. С первой секунды что-то не давало ему покоя, что-то, о чем должен был помнить. Что-то важное... Мысль билась на самом краешке сознания, не давая ухватить ее. Память услужливо подкинула ему образ: темные волосы и явно девичья фигурка, исчезающие в темноте. Глаза Спайка расширились. Дон. Успела ли она?
Вампир вскочил на ноги, чувствуя себя намного сильнее, чем раньше, и увереннее. Он чуть качнулся, едва не потеряв равновесие, но это было скорее все от той же проклятой пелены перед глазами, которая, однако, уже начала рассеиваться. Он нетерпеливо стал тереть глаза руками, пытаясь ускорить процесс. Он должен был убедиться, что с Дон все хорошо, что он не причинил ей вреда.
Туман рассеивался медленно, но вскоре он уже смог различить очертания комнаты. Стол исчез. Вместо него осталась груда деревянных обломков и щепок. Она лежала чуть в стороне, нелепо раскинув руки в стороны и глядя в никуда застывшими мертвыми глазами. Спайк сделал пару шагов на внезапно ставших ватными ногах и рухнул рядом с ней. Еще не веря в реальность произошедшего, он несмело дотронулся до ее холодного лица и зашелся истошным криком, в котором не было слов, лишь боль и безнадежность.
Ее тело было податливым, как у тряпичной куклы, когда он сгреб и прижал ее к себе. Слезы хлынули из его глаз, когда он убрал пряди волос с ее удивительно спокойного лица, на котором не было ужаса – печати, которой обычно были отмечены все его жертвы. Его мир сузился до крохотных размеров, в котором осталось место лишь для него и мертвой девочки в его руках. Ребенка, чью жизнь когда-то давно ему доверили охранять. Девочки, которую он убил. Существа, доверявшего ему больше всех на свете и даже в последние минуты перед смертью не верившего, что опасность может придти со стороны ее защитника. С тихим воем он, словно маленького ребенка, укачивал ее в своих руках, чувствуя, как умирает его душа.
Скорбь не ушла, сердце не перестало болеть, но спустя, один Бог знает, сколько времени Спайк нашел в себе силы оторваться от нее и положив ее обратно на пол, отползти прочь. Он нашел длинный прочный обломок стола, прекрасно подходящий для того, что он должен был сделать, и вернулся к ней вновь. Странное спокойствие овладело им. Не было ни лихорадочного течения мыслей, ни паники, ни даже ужаса от совершенного им убийства. Мозг работал холодно и четко, с автоматизмом робота отмечая его действия, как правильные, единственно возможные и ничуть не противоречащие инстинкту самосохранения. Зачем жить, если он все равно рано или поздно сойдет с ума. На нем было много грехов, и в основном он неплохо справлялся с этой ношей, но одна единственная жизнь, отнятая им у этой девочки, перевесила чашу весов, делая груз неподъемным, вину - неискупимой. Если и не в глазах Сил Сущих, то в его собственных точно.
Он никогда не оспаривал справедливость закона "зуб за зуб, око за око", лишь добавлял от себя третью составляющую - кровь за кровь. Так зачем делать исключения? “Жизнь за жизнь” звучало так же справедливо, как и остальные аксиомы правосудия. Будет только честно, если его прах станет ей саваном.
Слезы все еще текли по его щекам, когда он встал над ней на колени, приставив импровизированный кол напротив сердца. Прощаясь, он посмотрел ей в лицо, чтобы запечатлеть в памяти ее черты. Там, куда он уходит, не будет ставших дорогими ему людей, не будет ее. Он хотел запомнить ее лицо, прежде чем ступить на дорогу в ад.
Внезапно по телу Дон пробежала сильная конвульсия, она распахнула глаза, в которых он с ужасом увидел золотые сполохи демона, и резко села. Звук смещающихся костей, и вот он уже смотрит в лицо демону, терзаемому голодом. Она бросилась на него с утробным рыком, и он вновь погрузился в вязкое ничто.
Кровь. Ее присутствие заполняло все его чувства. Запахом крови был пропитан воздух. Спайк лежал с закрытыми глазами, но вместо темноты он видел багряную пелену. Он обонял кровь, он осязал кровь, он пил кровь. Ни с чем не сравнимый вкус приятно щекотал его язык - металлическая сладость, прохлада, ненависть, любовь, месть, решимость и секс слились в изысканный и утонченный букет.
Кровь его Дитя. Ничто не могло сравниться с ней по силе. Даже кровь Истребительницы. Ему довелось узнать вкус даже не одной, а двух Истребительниц. В первый раз он отнимал. Во второй раз - принимал, как дар. Первая мертва более ста лет. Вторая, он надеялся, еще переживет их всех. Но Дитя… У него никогда не было Дитя.
Спайку просто ни разу за все полторы сотни лет, что он не-мертв, не приходило в голову завести Дитя. “Хм, до чего нелепо это звучит - “завести Дитя” - словно речь идет о собаке или другом домашнем животном”, – подумал он, продолжая медленными глотками тянуть кровь из вены на шее его Дитя.
Он не раз был свидетелем того, как вампиры обращают свои жертвы. В основном, для того, чтобы сделать большого, как книжный шкаф, и тупого, как полено, миньона. Еще вариант – сексуальную игрушку, чьи пол, рост и остальные параметры выбирались в зависимости от вкусов будущего хозяина. И Спайк должен был признаться, что у вампиров, впрочем, как и людей, порой бывали более чем странные и экзотические фантазии.
Обращение с целью сделать Дитя он видел всего лишь раз, и это зрелище потрясло его своим эротизмом. Конечно же, он понимал, что у каждого вампира свои методы обращения. К примеру, оба его Сира (хотя Спайк был уверен, что Ангел скорее откусил бы себе язык, чем признался, что и он приложил руки… а, может, точнее будет сказать клыки, к его обращению – титул Гранд-Сира его вполне устраивал) не проявили о нем особенной заботы в процессе.
Друзилла причинила слишком много ненужной боли, практически разорвав ему горло, и, оставив его лежать в десяти ударах сердца от смерти, убежала танцевать под звездами. А Ангелус, неслышно возникший рядом с умирающим Уилльямом, лишь резко дернул его за волосы, приподнимая его голову, и прижал окровавленное запястье к его губам с коротким приказом: - Пей. Спайк помнил, как он захлебывался густым потоком отвратительной на вкус холодной крови. Помнил он и то, как сходил с ума от с трудом сдерживаемого желания получить хоть каплю крови своего Сира, Ангелуса. Но все эти годы он молчал, не желая признаваться, что знает о причастности старшего вампира к своему обращению.
Между тем, Спайк воспринимал происходящее так, словно это было сном. Хорошим сном. Тело под ним шевельнулось.. Вапмиресса изогнулась и с ее губ сорвался хриплый стон, когда он, не прекращая ни на секунду медленно и чувственно поглощать ее кровь, поднял руку, чтобы дотронуться до ее груди. Медленными движениями он очертил ее маленькую, но упругую форму, кончиком пальца дразня затвердевший сосок, нахально выглядывающий в прореху на ее кофточке.
Правая его рука уже давно зарылась в ее шелковые волосы, придерживая ей голову, пока его губы прильнули к ее шее. Ее кровь, такая знакомая - пьянящая лучше любого коктейля, затуманивающая разум эффективнее самого дорого дурмана, взрывающаяся ярким фейерверком эмоций и чувств у него на языке. Он был знаком с ней. Он знал ее лучше, чем кто-либо другой. Она была предназначена ему судьбой с самого начала, а теперь она навечно принадлежала ему. - Баффи, - прошептал он, открывая глаза, не в силах больше сдерживать желание увидеть ее вновь, и моментально осекся. На него смотрел демон глазами совсем другой женщины. - Дон? – паника и знакомый, слишком знакомый ужас охватили его… Спайк отпрянул, и вновь упал на пол в паре метров от нее, когда перед его глазами замелькал в безумном танце падения водопад ярких картинок, словно колода карт, подброшенная в воздух чьей-то шаловливой рукой.
“Нет! Нет! Это - сон! Навязчивый кошмар, и ничего более! Я не мог…! Она жива!” – пульсировал безмолвный крик в его голове. Она приподнялась, села на колени и склонила голову вперед, глядя на него исподлобья, взглядом зверя прожигая его насквозь. Верхняя губа чуть приподнята в легком оскале, кончики длинных, чуть изогнутых клыков касаются припухшей нижней губы, на которой мгновенно выступают капельки крови. - Это всегда будет она, не так ли? Что бы я ни сделала, кем бы ни была, ты будешь только ее верным псом, рабом, подданным ее королевства, придворным шутом... Хотя, постой, это место уже занято. А, впрочем, не важно… Важно, что пока она жива, она всегда будет центром твоей вселенной! Слишком пораженный ядом, сквозившим в интонациях юной вампирши, Спайк молчал, не спуская с нее настороженных глаз. - Так, Спайк? – завизжала она, больно впившись пальцами с длинными острыми ногтями ему в плечо. - Да. Слово тихо упало во внезапно повисшей между ними тишине. Спайк не знал, как вести себя с ней. Он боялся сказать слишком много или слишком мало и поэтому вновь замолчал.
Память с неожиданной готовностью напомнила ему, что в двух метрах от него лежит превосходная узкая щепка. Он выронил ее, когда абсолютно мертвое тело Дон внезапно ожило на его глазах. Сейчас эта деревяшка должна была помочь ему выполнить свой долг не только перед миром, но и перед той девочкой, которую он когда-то знал. Он не мог позволить демону и дальше осквернять ее тело. Демон должен был уйти.
Однако Спайк не мог просто встать и пойти за колом. Он был заперт один на один с агрессивной только что обращенной вампиршей, пристально следящей за каждым его шагом, словом, движением. И он был слишком слаб, не смотря на восполненный запас крови, чтобы быть до конца уверенным в исходе поединка с ней.
Между тем, демон в обличье Дон (Спайк давно уяснил для себя это - демон, а вовсе не человек, которого ты любил) продолжал что-то говорить. Ее губы шевелились, и Спайку волей-неволей пришлось отвлечься от своих мыслей: - ...мой, ты теперь весь мой, - плотоядная улыбка исказила ее лицо, - мы связаны, мой Сир... Она встала на четвереньки и поползла к нему с грацией и скрытой силой хищной кошки, всем своим видом крича: “Я опасна!”.
Так же медленно, как она приближалась, Спайк стал отползать от нее прочь, словно завороженный не разрывая контакт их глаз. Она покачала головой и с издевкой промурлыкала: - Ц-ц-ц, так не пойдет. Разве я сказала, что хочу поиграть в кошки-мышки? - одним быстрым и плавным движением она пересекла расстояние, разделявшее их, и перебросила через него длинную стройную ногу, оседлав и прижав к его полу: - В чем дело, Спайк? Никогда не думала, что ты из робких. Или я больше не нравлюсь тебе? Она склонилась к самому его лицу, вытянув свое худое, но изящное, не взирая на все еще сквозившую в ее движениях детскую угловатость, тело, почти касаясь его губ своими губами: - Ты забрал мою жизнь, сделал меня своей игрушкой, заставил зависеть от тебя, думать только о тебе, чувствовать только тебя, желать одного тебя и теперь отказываешь мне в малом? Ее пальчик коснулся его губ и заскользил вниз по его телу – сорвавшись с подбородка, он пушинкой скользнул по его шее, по мягкому материалу футболки, обтягивающей его грудь, чуть задержался на поясе его джинсов, пока не замер на едва заметной выпуклости между его ног.
Спайк не был возбужден. Он просто физически не мог воспринимать ее тело с позиции секса. Она была слишком юна для этого. Демон, населяющий ее тело, знал, куда следует наносить удары, чтобы было больнее, на какие кнопки в душе Спайка нажимать, чтобы добиться нужной реакции, но он не мог заставить вампира хотеть это тело.
Кошмарная пародия на Дон теперь практически лежала на нем, прогнувшись так, чтобы ее рука доставала до всех чувствительных мест его анатомии, располагающихся ниже пояса. В воздухе стоял густой и терпкий аромат женского желания. Она была готова. О, да, готова, чтобы он взял ее прямо здесь, на грязном пыльном полу, среди обломков сломанной мебели и обрывков ее одежды, в окружении стен, окрашенных их кровью. Готова, (как она доверительно сообщила ему, с садисткой радостью наблюдая, как его глаза наполняются слезами горя и стыда) чтобы “он вновь обладал ею, потому что ей понравилось чувствовать, как двигается его член глубоко внутри…”
Больше Спайк выдержать не мог. Он впился в ее губы яростным горьким поцелуем, обрывая поток безжалостных откровений демона. Его руки, скользнув вниз по ногам вампирши, ослабили нажим на его бедра, позволив ему резким движением поменяться с ней позициями и подмять ее под себя. Не отрываясь от ее губ, он потянулся за щепкой, которая теперь оказалась практически в паре сантиметров от его правого колена.
Вампирша таяла под его губами, хотя он и не делал попытки углубить поцелуй языком, и уже практически мурлыкала от наслаждения, когда он шепнул: - Прости меня, Дон. Резко оторвавшись от нее, он выпрямился и нанес удар. Точно в сердце. За секунду до того, как она рассыпалась серой пылью, ему показалось, что он увидел его Дон, мелькнувшую в ее широко распахнутых глазах, но полной уверенности в этом у него не было. Да это уже было и не важно. Медленно, словно в замедленной съемке, Спайк поднес кол к собственной груди, рука автоматически нашла точку для наилучшего удара. “Прах к праху”, - мелькнула в его голове коротенькая мысль, прежде чем кол пронзил его сердце.
--------- WIP"The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Спайк был готов к боли, к тому, что через мгновение его тело превратится в облако разлетающегося во все стороны серого праха, и он закончит свой путь по этой грешной земле. Так уже было. Боль и внезапное освобождение от нее, когда за мучительной агонией приходит небытие. Он ждал, чувствуя, как импровизированный кол все глубже и глубже погружается в его грудь, как разрывается его сердце, но боль - вечная спутница любого ранения - все не приходила. Равно как и смерть.
Ощущения, которые он испытывал в этот момент, были сродни тем, которые однажды ему подарила Баффи, погрузив кол в его сердце по самую рукоять. По счастью, в тот день его счастливая звезда послала ему Гемму Амары, но сейчас-то на нем не было ни колец, ни других чертовых побрякушек, к которым он стал испытывать вполне понятное отвращение после инцидента в Саннихелле. К тому же, по слухам, чертов Пуф в своей излюбленной и неподражаемой манере "ни себе, ни людям... или другим собратьям по разуму" раздолбал заветное кольцо. Тогда почему, Кровавый Ад, он все еще жив?
Разлепив крепко зажмуренные глаза, он убедился, что чертова деревяшка действительно торчит из его груди. Сжав ее в кулаке, он безо всякого усилия вытащил ее, с удивлением отмечая, как края раны мгновенно срослись, не оставляя даже едва заметного шрама на его коже. Лишь порванная рубашка являлась доказательством тому, что все произошло на самом деле.
От удивления он так растерялся, что у него даже вылетело из головы, что еще минуту назад он был решительно настроен покончить со всем одним махом. Когда же самообладание вернулось к нему и напомнило об этом, он лишь обречено махнул про себя рукой: "Черт, не стану же я, как последний идиот, протыкать себя всеми валяющимися здесь деревяшками. Персик, несомненно, подхватился бы этой идеей, страдания - его стихия. Да и не похоже, чтобы из всех чертовых обломков мне вдруг попалось то единственное заговоренное полено. Только не с моим везением". Закончив свой внутренний монолог, он со слегка истерическим смешком отшвырнул прочь бесполезный обломок и устало плюхнулся на пол, вновь приготовившись ждать.
Ожидание не затянулось. Он встрепенулся, когда совсем рядом, чуть ли не над самым его ухом, раздались громкие хлопки, и кто-то с нескрываемым презрением в голосе произнес: - Никогда бы не подумал, что душа вампира может быть настолько мелодраматична. Право же, какая мерзость! Спайк мгновенно оказался на ногах и, повернувшись в сторону неожиданно раздавшегося звука, принял боевую стойку. Прямо напротив него, все еще хлопая в ладоши, стоял человек, при виде которого Спайк сначала не поверил собственным глазам, а затем, не раздумывая, бросился на него… И пролетел насквозь, больно ударившись головой о стену.
- Уильям, как примитивно. Или прошлый раз тебя ничему не научил? Ну, и как тебе понравилось мое небольшое представление? – засмеялся мерзким, чуточку взвинченным смехом, человек. - Павейн... - выдавил сквозь стиснутые зубы Спайк, потирая начавшую формироваться на макушке шишку. - Я вижу, ты меня не забыл. Как мило, – улыбочка, которая блуждала на губах Павейна внезапно исчезла. - У меня было много времени для размышлений, когда я сидел, запертый в тесном ящике, не способный ни двигаться, ни говорить, живой изнутри, но мертвый для всех…
- Ну, да… Персик, конечно, погорячился… - сконфуженно пробормотал Спайк, но сразу же опомнился, вспомнив, с кем именно он разговаривает, и возмущенно поинтересовался, - Хей, а как тебе удалось оттуда выбраться? Помнится, тебе здорово надрали задницу, когда ты попытался заигрывать со мной в свои дурацкие игры, извращенец чертов! - Молчать, вампир! Я с тобой еще не закончил. У меня появилось столько интересных идей, пока я был в заточении, что мне просто не терпится опробовать их на тебе… - Тогда занимай место в очереди, - хмыкнул Спайк, - один гребанный придурок уже пообещал мне вечность в компании врага. Только мужик что-то запаздывает.
Ответом ему был радостный хохот Павейна, от которого Спайк почувствовал себя очень неуверенно. Словно он пропустил что-то важное, но никак не мог сообразить, что именно. - Ты так и не понял? – продолжала между тем веселиться темная душа 182. – Я - твой палач! И на этот раз ты ничем не сможешь мне помешать, Уильям. Не спуская настороженных глаз с Павейна, Спайк тихо огрызнулся: - Ну, это мы еще посмотрим. Его глаза сверкнули, и он с энтузиазмом предложил: - Слушай, а слабо разобраться в честной драке, как мужчина с мужчиной... - и осекся, словно впервые обратив внимание на внешний вид собеседника, - … хотя, какой, на хрен, из тебя мужчина – синий недокормыш с плохими зубами…
Он не договорил. Невидимая сила оторвала его от пола, протащила через всю комнату и приложила о стену с нечеловеческой мощью. Спайк упал на бок, задыхаясь от боли, но с его упрямо сжатых губ не слетело даже слабого стона. Удар попросту вышиб весь воздух из его легких, на какое то время лишив его возможности выдавить из себя хоть один звук. Над ним участливо склонился Павейн: - Ну? Все еще есть желание пообщаться? - Пошел к дьяволу, - процедил вампир, чувствуя, как во рту собирается кровь. “Вот дерьмо, похоже этот ублюдок сломал мне ребро…” - Только что от него, - довольным тоном откликнулся Павейн, и, уже не прибегая к своим штучкам, несколько раз сильно пнул вампира в живот. - Ад не кажется таким уж кошмарным местом, если твоя душа достаточно темна. Я заключил сделку.
Павейн присел на корточки рядом со скорчившимся от боли вампиром, схватил его за волосы и с силой потянул за них, заставив его поднять голову и посмотреть на него, своего мучителя: - Хочешь узнать какую, Уильям? Глядя на него слезящимися от боли глазами, вампир, чуть поколебавшись, кивнул, насколько позволяла мертвая хватка в его волосах. Павейн медленно растянул бледные обветренные губы в гаденькой усмешке: - Они не трогают меня, а я в обмен пытаю твою плаксивую душонку. Как думаешь, сколько мне понадобится времени, чтобы сломать тебя? Уверен, меньше, чем вечность. Резко отпустив волосы вампира, Павейн выпрямился и отступил на пару шагов.
Боль в теле немного утихла, и Спайк не преминул немедленно воспользоваться этим, бросившись на худого неухоженного человека, замершего всего в нескольких шагах от него. Откуда-то сверху с лязгом обрушилась железная решетка, разделив комнату и заставив Спайка резко затормозить, чтобы его не разрубило на двое. - Эй ты, массовик-затейник, убери свою чертову решетку на хрен! Или ты боишься, что я снова надеру тебе задницу? Как в прошлый раз… - В прошлый раз я сказал тебе, что мир подчиняется мне. Изменяется, повинуясь моей мысли, подгоняет свои формы под мои желания. На этот раз все даже лучше. Теперь ты не просто часть этого мира, ты являешься самой материей данной вселенной. Но, что самое приятное, у тебя нет над ней власти. Здесь хозяин – я, а ты… ты всего лишь моя марионетка. Игрушка, которой я могу играть и распоряжаться, как мне заблагорассудится. Какая жалость, что я не могу больше отправить твою душу в ад, но пока она находится в мире сновидений, ты в моей полной власти...
- Это невозможно. Всегда есть какая-нибудь лазейка, исключение из правил, - Спайк вцепился в железные прутья и с ненавистью следил за каждым движением оппонента. - Ты все еще не догадался? Этот мир, все, что нас окружает, всего лишь иллюзия, место, в котором живут твои сны и кошмары. Единственное, что здесь реально – мы с тобой. Ты - потому что это твой сон. Я – потому что я твой кукловод. Твое тело, Уильям, сейчас погружено в сон. Такой крепкий, что никто не сможет тебя разбудить, а ты сам заперт внутри этого сна вместе со мной. Ты будешь спать и видеть сны, режиссером которых буду я. О, да! Я придумал самую совершенную пытку. Снова и снова ты будешь смотреть, как погибают твои друзья, как любимая женщина уходит с другим, как все твои победы оборачиваются поражением. И так вечность... или до тех пор, пока ты не сломаешься…
- Вечность, значит, - процедил сквозь зубы вампир. – А как ты думаешь, какие шансы на выживание у валяющегося без сознания вампира? Лично я думаю, что не очень большие. Солнце или одна из сотен истребительниц доберутся до меня рано или поздно. Пуф, - Спайк махнул рукой, изображая разлетающийся в воздухе прах, - и я уже на дороге в Рай. Что касается тебя, то ты, я думаю, полетишь вверх тормашками в самую глубокую дыру Ада, где такой мерзкой гадине, как ты, самое место.
Павейн лишь цинично ухмыльнулся в ответ: - Весьма польщен твоей оценкой моих скромных талантов. Однако в ближайшее время я никуда не тороплюсь. Здесь уютно, а у тебя весьма занимательные воспоминания. Будет любопытно покопаться в них. Уверен, там найдется много полезного для моих целей. Ты уже смог по достоинству оценить небольшое шоу, которое я для тебя устроил. А я всего лишь копнул верхний слой, то, что лежало на самой поверхности... Представь, как весело мы с тобой проведем время, когда я перетрясу все твои мысли и чувства, выверну наизнанку твою душу и...
Он замолчал, закрыв глаза и замерев, по-идиотски улыбаясь во весь рот и показывая полный набор прогнивших зубов. - Вечность..? - изогнув бровь, напомнил ему Спайк, позволив слову зависнуть в тишине явным сомнением. - Ах, да. Ты надеешься, что долго не протянешь. Увы, Уилльям, вынужден тебя разочаровать. Видишь ли, возможности Старших Партнеров довольно таки широки.
Павейн в странно-радостном волнении начал ходить вдоль решетки: - Когда твой Гранд-Сир пообещал мне вечную жизнь, он прибег к помощи очень интересного прибора. Я не уверен, как конкретно он работает, но с его помощью "Вольфрам и Харт" могли поддерживать существование - заметь, не просто жизнь, а саму возможность бытия - любого существа. Вот один из таких приборов нам любезно и одолжил офис в Мехико, и, после несложной перенастройки, он оказался подходящим и для вампира. Тебя, как ты понимаешь.
Спайк почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Эдакое неприятное ощущение, когда ты все еще отвергаешь неизбежное, но подсознание уже успело просчитать все "за" и "против" и вынесло вердикт "как ни крутись, а никуда не денешься". Его мысли лихорадочно метались: "Нет! Этого не может быть! Только не со мной! Черт, дайте мне просто умереть, но не обрекайте на это...", но глубоко внутри он понимал, что Павейн не блефует просто из любви к искусству. Он говорит правду, только эта правда Спайку совсем не нравилась.
А мерзкий ублюдок продолжал прохаживаться перед ним с самодовольным выражением на лице, продолжая свою лекцию о том, что еще его, Спайка, ожидает. Вампиру оставалось только удивляться, как Павейну не надоест толкать столь длинные монологи.
- Но это еще не самое смешное в твоем положении, вампир. Конечно, мы не могли оставить тебя лежать опутанным проводами на виду у всех. Догадайся, у чьего сыночка мы позаимствовали идею о том, как понадежнее спрятать тебя от всех любопытных глаз... Непонимание, появившееся на лице пленника, еще больше развеселило Павейна, и он, смеясь и потирая ладони, радостно продолжил: - Знаешь, у Ангела просто потрясающий сынуля! С таким талантом устраивать пакости он бы со временем далеко пошел! Нет, ну на самом деле, это же просто, как все гениальное! Представляешь, этот шалун запаковал своего папулю, а твоего Гранд-Сира, в железный ящик и сбросил в море. Хи-хи-хи. Какой милый мальчуган! Павейн веселился все сильнее и сильнее, а Спайк хмурился. Он уже начал понимать, какого масштаба была задуманная этим маньяком гадость, и мрачнел с каждой минутой.
Внезапно Павейн остановился и резко повернулся в сторону Спайка – на лице все еще застыла маниакальная улыбка: - Ты будешь жить вечно, вампир. А я буду приходить к тебе в твоих снах. Ты будешь мучиться, страдать, плакать и молить смерть придти за тобой. Только ей будет не просто тебя найти, глубоко на дне океана, забытого Богом и людьми. Я же всегда буду с тобой. Спайк, словно завороженный взглядом сумасшедшего, смотрел на него расширенными от ужаса глазами, отрицательно качая головой и шепча тихое "нет". - Да, Уильям, все будет именно так. А когда у тебя не будет больше сил бороться, когда я сломаю тебя и твою хлипкую душу, тогда я смогу занять освободившееся место в твоем теле. Ты исчезнешь в бездне. Как будто тебя никогда не было. И тогда на берег выйду я.
В ярости Спайк бросился на решетку, пытаясь дотянуться до тщедушного человека по другую ее сторону. Внезапно перед его глазами все поплыло, и издевательский смех заполнил комнату: - Ты меня никогда не достанешь, вампир. По-моему пришло время приступить к тому, зачем меня сюда пригласили. Не хочешь побегать за иллюзией, Уильям?
Ослепительный белый свет заполнил помещение, заставив Спайка инстинктивно зажмуриться на какую-то долю секунды. Когда он открыл глаза, Павейн исчез, и вслед за ним словно мираж в пустыне начали таять стены. Решетка тоже исчезла, и Спайк, не удержав равновесия, упал на пол. Только тот тоже растаял вместе с остальной комнатой, и уже ничто не препятствовало его бесконечному падению в белый сияющий свет.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Спайк снова обнаружил под ногами твердую поверхность, а самого себя стоящим в удивительно знакомом помещении. Навстречу ему сочувственно улыбаясь шла до боли в сердце знакомая девушка: - Фред! "Забудь", - прошелестел в его голове голос Павейна. - Ох, Спайк, мне так жаль. Это был твой единственный шанс, чтобы опять материализоваться... Он мотнул головой, прогоняя странное ощущение, будто секунду назад он знал больше, чем сейчас, но не смог удержать это знание. "Наверное, эта штуковина все-таки дала какой-то побочный эффект, - подумал Спайк, - я ведь стоял совсем рядом, когда Павейн материализовался. Надо сказать Фред, чтобы не переживала". С этими мыслями вампир поднялся вслед за девушкой в ее кабинет, даже не подозревая, что игра, ставкой в которой была его нежизнь только что началась.
wip
--------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Первая неделя свободы пролетела незаметно. Баффи быстро установила для себя новый режим. Она вставала поздно, что, впрочем, не было чем-то особенным, ей и раньше удавалось поваляться в постели чуть ли не до полудня. Но теперь над ней больше не довлели обычные заботы и тревоги Истребительницы, а также обязанности старшей сестры неконтролируемого взрыва гормонов по имени Дон. Ta к этому моменту уже была в школе, и вся квартира была в полном распоряжении Баффи.
Поначалу сестре очень не понравилось то, что ей теперь приходилось самой готовить себе завтрак и паковать бутерброды на обед. Тогда Баффи напомнила ей, что, если Дон хочет не только кричать по поводу и без повода о том, что она уже взрослая, а еще и быть ею, то должна привыкать и вести себя соответствующе. Ей уже не 14 лет. Поворчав для порядка, та сдалась.
Приняв ванну, Баффи готовила себе плотный завтрак, который поглощала с большим аппетитом, запивая кофе с молоком и - какой ужас! - сахаром. Еще она открыла для себя удивительное чудо, называемое "Каппучино в пакетиках" и частенько вместо обычного кофе баловала себя этой роскошью, главное достоинство которой состояло в том, что ей не нужно было топать в кофейню или проходить все ужасы приготовления напитка в домашних условиях.
Середину дня она проводила когда как. Пару раз она сходила в расположенный неподалеку спортзал. Пусть она больше и не была единственной Избранной в поколении, но это не означало, что ей больше не зачем поддерживать себя в форме. Так, на всякий случай. Многие мужчины, тренирующиеся вместе с ней, считали своим долгом подойти и попытаться завязать с ней знакомство, на что Баффи всегда отвечала вежливым, но решительным отказом. Обычно ко второму часу тренировки они либо оставляли ее в покое, либо уходили по своим делам. Не всякий был способен выдержать такое количество упражнений и не свалиться с ног от измождения.
Иногда Баффи отправлялась по магазинам, пользуясь тем, что обычно в них стояли мощные кондиционеры, гарантирующие прохладу, даже если на улице стояла сорокоградусная жара. А короткие пробежки от одной приветливо распахнутой двери до другой были сущей ерундой для ее, привыкшего к калифорнийской жаре, организма.
Естественно, она и раньше ходила по магазинам, но еще никогда ее не охватывало то близкое к священному экстазу состояние, в котором она пребывала в первое свое посещение одного из многочисленных обувных бутиков на торговой улице. Правда, все это время ей не удавалось в полной мере насладиться хорошим шоппингом, так как она всегда куда-нибудь спешила. Но за эту неделю абсолютной, ничем не сдерживаемой свободы Баффи окупила все мучения, которые она испытывала, всякий раз проходя мимо шикарных витрин, на которых были выставлены вершины творчества местных дизайнеров. Всего за 5 дней Баффи обзавелась неплохой коллекцией обуви на все случаи жизни, а, так как случаи бывают разные, то ее собрание обновок было еще и довольно обширным.
Естественно, живя в Италии, было просто невозможно не поддаться искушению основательно подновить свой гардероб. Поэтому вскоре полки и вешалки ее шкафа просто прогибались под весом дорогих и не очень, ультрамодных и классических, скромных и вызывающих туалетов - произведений искусства итальянских модельеров.
Деньги перестали быть для нее проблемой. Когда Уиллоу после почти трехнедельных бесплодных попыток, в конце концов, удалось получить доступ в информационную базу данных уничтоженного Совета Наблюдателей, их ожидал приятный и несколько неожиданный сюрприз. Он выражался в паролях к денежным счетам в нескольких крупных европейских банках, на суммы, превышающие их самые смелые фантазии.
Они поделили деньги между собой, отложив также сумму, равную их долям, на восстановление Совета. Нового Совета. Конечно, они и были этой самой обновленной организацией, пусть они и носили джинсы вместо твида, а их манеры и речь повергли бы в шок любого из почтенных, ныне покойных, членов сей достойной конторы. Но разве дело в одежде? Или в том, умеешь ли ты правильно пить чай и использовать нож для рыбы? Или для того, чтобы быть настоящим Наблюдателем, нужно было в совершенстве владеть искусством правильной речи? Или же главное отличие все-таки заключалось в их сердцах? В их памяти, опыте, дружбе, прошедшей столько испытаний, в их стремлении продолжать борьбу с наступающей тьмой? Они прошли через многое, они видели вещи, которые остальному человечеству не снились даже в кошмарных снах, они обладали неисчерпаемыми знаниями о мире сверхъестественного и тянулись к новым, и они пронесли огонь своих сердец, когда-то позвавший их на этот путь, через годы. Этот огонь все еще не померк. Наоборот, он стал даже ярче, а к сполохам его пламени добавились новые оттенки.
Конечно, было приятно получить некоторую компенсацию в денежном эквиваленте за все годы, которые они прожили в постоянной опасности. Однако в одночасье стать миллиардершей... К этой мысли Баффи привыкала долго.
Она была счастлива. Конечно, а кто бы не был? Но это счастье омрачалось, стоило ей вспомнить свою жизнь в Саннидейле после того, как умерла ее мама. Или каких усилий ей стоило удержаться на плаву, когда она сама вернулась из мертвых. Сколько неприятных бесед с социальными службами пришлось ей выдержать по причине более чем плачевного состояния их счетов. Сколько слез она выплакала при одной только мысли, что Дон могли забрать у нее и поместить в детский дом или под опеку совершенно чужих ей людей.
И все это время Комитет Откормленных Боровов, как однажды в пылу спора обозвал Совет Наблюдателей Сп... Нет, она старалась не думать о нем. О том, чего у нее больше никогда не будет, о том, что судьба отобрала у нее, о том, какими незначительными кажутся ей все эти бешеные деньги, если ей предстоит наслаждаться ими одной. Его время придет вечером, когда Дон, неизменно исчезавшая куда-нибудь в это время, убежит на очередную вечеринку, и Баффи останется одна.
Ей нравилось, сидя у окна, следить за тем, как раскаленный диск солнца медленно опускается все ниже и ниже, и город постепенно погружается в ночные сумерки. Закаты завораживали ее. Раньше, в Саннидейле, они означали опасность. Вместе с заходом солнца на улицы города из всех щелей и потайных мест выползали за своими жертвами создания тьмы. Сдержанная красота сумерек омрачалась знанием, что для кого-то эта ночь будет последней в жизни. Может быть она будет последней и для нее самой. Каждую ночь она выходила на улицы города, на встречу смерти и разрушению. И даже благополучное возвращение не означало спасения, а лишь отсрочку неизбежного. Того самого Дня, о котором когда-то рассказал ей он. Теперь все изменилось. Страх исчез, и Баффи просто смотрела на огненное марево в небесах.
Когда же исчезнет последний луч солнца, она зажжет свечи. Много свечей. Так, чтобы создать ощущение, что ее окружает живой огонь, сражающийся с подступающей тьмой. В его жилище было много свечей. Он любил, когда его окружал мягкий полумрак, нарушаемый лишь танцем язычков пламени, которые словно огненные цветы, причудливо изгибались в своих восковых бутонах, отбрасывая на стены причудливые тени.
Как странно. Она никогда не придавала значения подобным мелочам, когда он был жив. Он всегда был рядом с ней, назойливый, вызывающий раздражение, смотрящий на нее глазами, в которых светились любовь и преданность. И то и другое она отвергала достаточно часто, чтобы теперь ее сердце болезненно сжималось от воспоминаний. Первое время она старалась даже не думать о нем. Слишком больно. Будто все случившееся произошло только вчера. Прошло много времени, прежде чем она смогла хотя бы про себя произнести его имя, не срываясь в безудержные рыдания. Время не излечило ее, нет. Просто она сдалась и позволила времени протечь сквозь нее и устремиться дальше, оставив ее в одиночестве на пустынном береге жестокой памяти.
Иногда она лежала в тишине своей спальни и вспоминала его, не замечая, как слезы одна за другой скатывались влажными дорожками по ее щекам на подушку. Он был... живым. Бесшабашным, отчаянным, храбрым, жутким сквернословом, нежным любовником... когда она позволяла ему им быть. Он любил огонь во всех его проявлениях - будь это вздрагивающий от каждого неосторожного вздоха лепесток свечи, или весело танцующие в очаге языки пламени, или краткая вспышка, коротким и эффектным движением рожденная его “Zippo” – читал все подряд, от комиксов до романов Жорж Санд, слушал кошмарных "Рамонес" и трепетную музыку Вивальди, обожал черную одежду и коллекционировал ее нижнее белье, мог накачиваться до потери сознания дешевым пойлом и впадать в состояние тихого экстаза при виде хорошего виски - его он пил медленно, смакуя каждый глоток...
Кем он был - этот вампир и этот мужчина? Но главное, кем он был для нее? Этот позер, хвастун, игрок, герой, монстр, воин, убийца, защитник, вор, предатель, спаситель... ее любимый. Казалось, в нем одном был заключен весь мир с его темными и светлыми сторонами. Странное смешение аморальности, честности и чести. Он был ее вселенной. Но тогда он был ей не нужен. Она была не готова обладать вселенной. Теперь она оплакивала его и молилась за спасение его души и, да простит ее за это Господь, его демона.
Она могла до самого утра пролежать без сна, просто вспоминая его и тихо радуясь каждой новой детали, которой она не замечала раньше, но ставшей теперь чем-то вроде дарованного свыше откровения для ее измученного одиночеством сердца.
Тогда... Сейчас... Раньше.. Потом.. Было, было, было и больше нет и не будет никогда. Вечера были для воспоминаний. Когда же на Рим опускалась ночь, Баффи задувала свечи и отправлялась его навестить. Точнее не его, ведь от него не осталось ничего, а место, на которое она набрела в первые недели после переезда в Рим, и которое напоминало ей о нем.
Это было старое кладбище неподалеку от ее дома. На нем уже никого не хоронили, поэтому шансы наткнуться там на вампиров были минимальны. Ей не хотелось превращать это место в арену для боя. Там все дышало спокойствием, печалью и древностью. Суровые лица статуй святых и мучеников, установленные тут и там рядом с надгробиями, казалось, смотрели на нее с суровым укором за то, что она нарушает покой последнего пристанища давно забытых временем и потомками людей. Конечно, ничто здесь даже отдаленно не напоминало то самое саннидейльское кладбище, которое Спайк считал своей территорией, но что-то все равно заставляло ее приходить сюда ночь за ночью. Что-то тянуло ее сюда.
Она даже нашла небольшой склеп, чем-то отдаленно напоминавший тот, в котором жил Спайк. Ей нравилось сидеть на его крыше, смотреть на безоблачное звездное небо Италии и мечтать. Пару раз она даже заснула, и на рассвете ей пришлось изображать из себя разведчика в тылу врага, пробираясь к выходу и уделяя особое внимание тому, чтобы не нарваться на сторожа. Мерзкий старик однажды уже поймал ее во время ночного обхода, после чего ей пришлось спасаться от него позорным бегством. Впрочем, Баффи решила, что в следующий раз, когда столкнется с ним, она изобразит кровожадную вампирессу, домогающуюся выдержанной итальянской кровушки. В конце концов, за свою жизнь она повидала столько вампиров, что изобразить одного наверняка будет плевым делом.
Каждый день она заканчивала здесь, на этом кладбище, на крыше старого склепа. Обычно она уходила домой, когда звезды еще ярко сияли на черном небе, но сегодня что-то задержало ее. Баффи слишком глубоко погрузилась в свои мысли и очнулась лишь тогда, когда небо стало бледнеть, предвещая близкий рассвет. Она встала во весь рост, потянулась, разминая мышцы, и легко спрыгнула на землю, взрыхлив влажную почву каблуками.
У нее осталось совсем немного времени для того, чтобы добраться домой, прежде чем вернется Дон и начнет задавать ненужные вопросы. Поэтому Баффи кинула прощальный взгляд на склеп и направилась к выходу, готовясь совершить небольшой марафон до дома. Неожиданно яркая вспышка осветила окутавшие кладбище предрассветные сумерки, и Баффи завертела головой по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Найти ответ оказалось не так уж и трудно. В паре десятков метров от нее нежно голубым светом переливался открытый портал, из которого вышло странное создание с несколько непропорциональными формами.
Баффи совсем не радовала возможная перспектива отпустить на все четыре стороны создание, способное шляться сквозь порталы. В таком густонаселенном городе, как Рим, оно могло натворить немало бед. Поэтому она решила для начала выяснить намерения этого странного существа, а дальше действовать по обстоятельствам: либо свернуть ему шею, либо предложить помощь.
Быстро преодолев разделявшее их небольшое расстояние, она оказалась от него всего в нескольких шагах. Портал за спиной существа захлопнулся так же неожиданно, как и открылся. Когда разноцветные круги перестали мерцать перед ее глазами, Баффи смогла рассмотреть "это" поподробнее. "Этим" оказалась демонесса, так плотно затянутая в комбинезон из материи неизвестного происхождения, что она казалась практически голой. А может она и в самом деле была обнажена, в этом у Баффи не было полной уверенности.
Внешне демонесса была очень похожа на человека, но картину изрядно портили огромные расширенные зрачки темного цвета, мертвенные губы и разводы, обрамляющие ее лицо. Ее можно было бы даже назвать красивой, с ее идеальной худощавой фигурой, длинными прямыми волосами и точеными чертами интеллигентного лица, однако при первом же взгляде на нее Баффи на ум пришло сравнение с манекеном. Настолько неживой казалась пришелица. Она излучала бесстрастность и холодность, что несколько портило впечатление от ее красоты.
Эти детали Баффи отметила скорее автоматически - просто первое впечатление. Все ее внимание было приковано к ноше демонессы, потому что только теперь она поняла, почему фигура пришелицы показалась ей такой непропорциональной на фоне открывшего портала. На руках демонессы безвольно обвисла мужская фигура. Нормальное человеческое тело, облаченное во все черное - большие грубые ботинки, джинсы и футболка. Все черное, кроме его волос, выделяющихся ярким серебристо-белым пятном в свете заходящей луны.
Но даже, если бы его волосы не были исключительной приметой, она все равно узнала бы его в любой толпе, с любого расстояния. Сердце подсказало бы ей. На секунду у нее перехватило дыхание от нахлынувшей волны эмоций. Не отдавая себе отчета, Баффи сделала шаг навстречу застывшей на месте демонессе, протягивая руку, чтобы дотронуться до него и убедиться в реальности происходящего. В наступившей тишине его имя, слетевшее с губ потрясенной девушки, прозвучало оглушительно громко и отчетливо: - Спайк.
WIP
-------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Словно завороженная Баффи невольно шагнула навстречу неподвижному телу любимого. Она сгорала от желания прикоснуться к нему, зарыться рукой в его волосы, обнять его, защитить... Но, прежде всего нужно каким-то образом отобрать его у этой манекеноподобной пришелицы. Ни к чему ей были посторонние "женщины" - если у кого-то и есть право носить его на руках, то это должна была быть она, Баффи, и никто другой.
Истребительница начала медленно приближаться к застывшей демонессе, опасаясь насторожить ее раньше времени. Еще, чего доброго, сиганет в какой-нибудь портал, и ищи ее потом по всем измерениям. И Уиллоу, как назло, застряла в Бразилии с этой чертовой дебютанткой Кеннеди, и сколько бы Баффи не просила ее поскорее вернуться, она всегда отвечала мягким, но категорическим отказом. Так что, если синюшняя мадам - на улице стало уже достаточно светло, чтобы можно было различить основной цвет боевой раскраски демонессы - решит невежливо испариться вместе со Спайком, Баффи ничем не сможет ей помешать. А судя по тому, с каким независимым видом она прошествовала сквозь первый портал, открыть еще один явно не представляет для нее большой проблемы.
Как опытная Истребительница Баффи понимала, что не должна спускать глаз с демонессы, но ее взгляд был буквально прикован к неподвижному телу вампира. Он ранен? Без сознания? Пьян? С него станется. Если этот идиот действительно умудрился сбежать из ада, будучи при этом в стельку пьяным, а Баффи не сомневалась в его способностях, то, скорее всего, прежде чем отключиться, он каким-то образом очаровал эту ходячую сосульку, чтобы она доставила его прямо на Землю. Нет... слишком неправдоподобная картинка вырисовывается.
Баффи всегда надеялась, что после своей гибели Спайк все-таки попал в рай. Надеялась. Сердцем. Но упрямый разум твердил, что это невозможно. Он - вампир, у него не было такой столетней форы обладания душой, как у Ангела, на его руках столько крови, что даже самопожертвование ради спасения этого чертового мира вряд ли способно что-нибудь изменить при вынесении приговора Силами Сущими... Каждый раз, моля о спасении его души, Баффи стояла перед дилеммой - кого просить о милосердии, к какому Богу взывать?
Она уже давно растеряла последние остатки своей гордости и была готова замаливать грехи любимого перед кем угодно, Богом или Дьяволом. Мораль уже не имела значения, важным был результат. Когда-то Спайк спросил ее, можно ли ему отдохнуть. Она и не догадывалась, насколько действительно мало ему тогда оставалось до конца. Порой ей казалось, что он чувствовал это. Сколько раз она видела в его глазах странную обреченность, от которой ее пробирал озноб, сколько раз заставала его грустным и глубоко задумавшимся. Он отдалялся от них с каждым днем. Не то, чтобы Спайк вообще был когда-либо близок к их команде, но в тот год их, казалось, разделила пропасть. И она была единственной, кто хоть что-то значил для него в последние дни перед смертью. Возможно, она была последней нитью, связывававшей его с этой жизнью.
После визита Ангела ей показалось, что она наяву услышала, как с печальным звоном лопнула и эта последняя связь между ней и Спайком. Ночь перед битвой они провели вместе, лежа в его постели, деля одно одеяло, однако с тем же успехом они могли бы находиться на разных концах планеты. После она не раз спрашивала себя, почему же она не призналась ему в своих чувствах еще тогда, и не находила ответа. Ей хватило решимости, а, может, отчаяния, открыто провести ту ночь с ним, не заботясь о мнении друзей. Так что же ей помешало сказать простые слова, которые он так ждал, и которые она, словно подачку, бросила ему, когда уже стало ясно, что для него все кончено? Ответа у нее не было.
Что ж, пусть жизнь нанесла ей такой сокрушительный удар, от которого ей вряд ли суждено уже оправиться, пусть она обречена на одиночество, на горькие сожаления об упущенных возможностях... пусть будет так. Она заслужила это так же, как он заслужил покой. И Баффи была готова каждый день до самой своей смерти возносить молитвы Небесам и глубинам Преисподней, лишь бы он, наконец, обрел желанное успокоение.
Баффи была уверена, что у нее нет второго шанса. Это было бы слишком невероятно даже для ее везения. Она не позволяла себе надеяться, боясь, что это станет ее первым шагом на пути к сумасшествию. Пока что ей удавалось удерживать себя на самом краешке безумия... В эту ночь, стоя на кладбище чуть ли не в самом сердце древнего города Европы, ее охватили сомнения в том, что она все же не сошла с ума.
Ведь как просто для ее истосковавшегося без него сердца поверить в то, что он каким-то чудесным образом остался жив. И каким же ужасным будет пробуждение от этого заманчивого сна, если она протянет руку - вот так, как сейчас - чтобы прикоснуться к нему, и она пройдет сквозь него. Что если он окажется всего лишь плодом ее воображения, фантазией, пусть и желанной, но все же лживой? Она сомневалась, она не верила и безумно боялась, и все же упрямо тянулась к нему в медленной спешке развеять или подтвердить свои страхи. Рвалась к нему сердцем, заглушая разум, в панике приказывавший ей бежать отсюда.
Внезапно ее пальцы наткнулись на невидимую, но от этого не менее реальную стену. Баффи усилила нажим, но барьер не исчез. Он продолжал удерживать ее буквально в каком-нибудь метре от все еще не подающего признаков жизни Спайка, не позволяя к нему приблизиться, словно дразня приманкой, которую подвесили так высоко, что не дотянуться.
Баффи словно очнулась от наваждения. Переведя взгляд со Спайка на демонессу, она встретилась с холодным изучающим взглядом Ледышки. Когда на тебя смотрят такими, лишенными всяческого выражения, холодными глазами, волей не волей чувствуешь себя не в своей тарелке. На Баффи же сейчас смотрели не просто холодные глаза, ее изучал явно нечеловеческий разум. Господи, такие глаза она видела только у мертвецов - пустые стерильные стекляшки, когда-то бывшие окнами в удивительный мир, дорога в который потеряна навсегда.
Демонесса стояла совершенно неподвижно, прямая как стелла, прижимая к груди свою ношу и внимательно изучая девушку по ту сторону барьера. “Может, она замерзла и на самом деле превратилась в ледяную статую? Вон как губы у нее посинели. Наверняка, по сравнению с адом Рим ей кажется чуть ли не заполярным кругом.” – подумала Баффи. Тут ей в голову пришла неожиданная и пугающая мысль: “А вдруг она уже умирает? Что будет с этим барьером? Исчезнет он или нет? И, если нет, как мне тогда добраться до Спайка?”
Едва не зарычав от досады на невозможность преодолеть невидимую преграду, Баффи выместила нервное напряжение, со всей силы ударив в упругую стену из воздуха. Внезапно демонесса ожила. Ее движение было коротким, но Баффи в буквальном смысле подпрыгнула от неожиданности. Демонесса чуть склонила голову набок, продолжая пялиться на нее немигающими огромными, будто чайные блюдца, синими глазами. Механичность этого движения неприятно поразила Баффи.
У Спайка была такая же привычка склонять голову набок, если что-то удивляло его или вызывало недоверие. Простое движение, но он умудрялся передавать им невообразимо разнообразную гамму эмоций. Не у него ли переняла знакомый жест эта синюшняя дамочка? Если да, то она скорее напоминает робота, пытающегося обмануть толпу и сойти за человека, не замечая, что сквозь живую человеческую плоть просвечивает электронная начинка.
“Хм, посмотрим, что она еще умеет..., - хмыкнула про себя Баффи и тут же осеклась. - Сарказм, девочка? Не стоит смеяться раньше времени. Тебе еще нужно отобрать Спайка у этой роботески, и желательно сделать это ДО восхода солнца.“
Словно прочитав ее мысли, Демонесса вновь гордо вскинула голову и произнесла холодным, абсолютно лишенным каких-либо эмоций голосом: - Это его имя. Ты знаешь этого полукровку. В ее тоне не было вопроса. Скорее это была констатация очевидного. Таким голосом обычно начинают разговор о погоде. Безразличие вперемешку со скукой. Правда, демонесса умудрилась вплести в интонацию еще некоторую заинтересованность. Всем своим видом она напомнила Баффи коронованных особ, которых так обожают показывать по европейскому телевидению – тот же вымирающий аристократизм, исполненный чопорности и сознания собственного превосходства.
Естественно ей это не понравилось. "Полукровка..., - раздраженно подумала она, - я сейчас покажу тебе полукровку. Посмотрю я, как ты запоешь, когда тебя придется соскабливать с кладбищенских стен." Она уже было открыла рот, чтобы в подробностях объяснить демонессе, что так с Истребительницей не разговаривают, а тем более не называют ее любимого "полукровкой", но не успела. Последняя, словно только сейчас сообразив, где находится, обвела окрестности бесстрастным взглядом и вновь сфокусировалась на ней: - Это - кладбище. В таких местах вы хороните своих мертвых. Сказав это, она вновь замолчала, словно в этих двух предложениях был заключен какой-то смысл - очевидный для нее, но не для Баффи.
Баффи так и не поняла, было ли это сказано риторически, или она должна была каким-то образом на это ответить. Замерев с открытым ртом, в поисках подходящего ответа, она смерила демонессу недоверчивым взглядом, словно ожидая от нее подсказки.. Ее не оставляло ощущение, что кто-то здесь определенно сошел с ума. "Эндрю бы сюда, он бы пришел от этой сумасшедшей в полный восторг и уже объяснял бы ей об истоках цивилизации Вулканцев... или Ворлонцев... черт, я их все время путаю..."
Между тем демонесса словно прислушивалась к чему-то, слышимому только ей. Секундное замешательство, огонек неподдельного интереса, вспыхнувший в фарфоровых глазах, и еще более пристальный взгляд в сторону Истребительницы: - Оболочка не помнит твоего облика. Но ты знаешь беловолосого вампира. Вновь пауза. - Я думаю, что позволю тебе помочь нам. В твоих эмоциях к вампиру нет враждебности.
На последнем слове щит из воздуха неожиданно пропал, и Баффи, опиравшуюся в этот момент на невидимую стену, по инерции пролетела вперед - по счастью, не задев высокомерную нахалку - и очень не по-истребительски шлепнулась на влажную землю рядом с чьим-то надгробием. Ей даже не удалось уйти в перекат, что добавило парочку баллов к ее плохому настроению.
Поднявшись и отряхнув одежду, она усмехнулась: - Вот значит как? Ты "позволишь" мне помочь вам? Как ты думаешь, теперь, когда ты перестала демонстрировать мне свои фикусы-покусы, что помешает мне надрать твою заносчивую потустороннюю задницу и забрать Спайка? Знаешь, а ведь ничто! Пожалуй, я так и сделаю. Она решила, что с нее хватит сюрпризов за одну ночь: неожиданных появлений, самоуверенных заявлений, а главное, потрясений при виде обвисшего на чужих руках тела Спайка. В конце концов, она все еще была Истребительницей, и не обязана выслушивать разглагольствования всяких там Снежных Королев с плохо прокрашенными волосами.
Решительно подойдя ко все еще невозмутимой демонессе она размахнулась, вкладывая всю силу в удар и... стена стоящего неподалеку склепа приняла ее в свои жесткие объятия.
Она тряхнула головой, прогоняя веселых светлячков, порхающих перед глазами, и вновь поднялась с земли, хотя в данном случае правильнее было сказать «собрала себя с земли». Не желая так легко сдаваться, она предприняла вторую попытку силового решения конфликта, назревшего с синюшной пришелицей с помощью единственно известного ей действенного способа – удара в нос. Результат этой попытки мало чем отличался от предыдущего - разве что улетела она по более наклонной траектории и совсем в другую сторону.
«Вот тебе и спокойный вечерок», - подумала Баффи, отряхиваясь от осколков и мелкой крошки того, что всего мгновение назад было красивым надгробием из огромного цельного куска черного мрамора. “Черт, и как она умудряется так драться с занятыми руками? Я даже не видела, как она двигается! Хотя, судя по тому, как болят ребра, это больше похоже на удар ногой. Или это, или у нее ужасно неприятный апперкот левой, килограмм эдак в 240. Пожалуй, по непробиваемости она очень похожа на Глори, а молот Тора уже полгода как у Роны. Это называется, одолжила на пару дней. Похоже, у меня неприятности.”
У нее действительно были проблемы, потому что демонессе, видимо, надоело стоять столбом, и она весьма решительным шагом двинулась по направлению к поверженной Истребительнице. “Вот-вот, - уныло пронеслось в голове Баффи, у которой сил осталось только для черного юмора, - поверженной, но не побежденной… пока… а, если я и дальше буду так успешно проявлять свои таланты в дипломатии, то к утру я стану еще и мертвой истребительницей. На этом кладбище полно каменных надгробий – итальянцы не скупятся на своих мертвых – пару-другую подобных полетов я еще выдержу, но десяток – многовато даже для моей головы. Придется заключать с ней перемирие, если, конечно, она еще в настроении.”
Однако она так и не успела ничего предпринять, так как из предрассветного тумана нарисовалось новое действующее лицо кладбищенской драмы. Им оказался печально известный Баффи сторож. Оставалось только удивляться, как с таким талантом появляться не в то время и не в том месте, этот энергичный старик дожил до столь преклонных лет.
Увидев, во что две явно ненормальные особи женского пола превратили участок вверенного ему под охрану кладбища, старик со свойственной всем итальянцам эмоциональностью пришел в буйное негодование: - Мама миа! Да что же это происходит!!! Хулиганки! Как вы посмели осквернить последнее пристанище такого достойного человека, как Дон Антонио Молинелли!! Да покоится он с миром еще 347 лет… Старик бегал вокруг них, всплескивая руками и поминутно вознося их к небу, и, судя по интонациям, осыпал их страшными проклятиями. Баффи мало, что понимала из его эмоциональных выкриков, однако ей удалось различить среди бесконечного словесного потока знакомое слово “полиция”, и она поняла, что пора уносить ноги. Она совсем не горела желанием объясняться с итальянской полицией, зачем она бродит по ночам по окрестным кладбищам и крушит исторические памятники.
Внезапно крики смолкли, а сам итальянец застыл на месте в нелепой позе, так и не добежав до совсем свеженькой выбоины в стене склепа. В первую секунду Баффи подумала, что у него внезапно схватило сердце, и ей придется доставлять его в больницу. Но секунды текли одна за другой, а вредный старикашка продолжал стоять в своей нелепой позе и не думал падать на землю. Тогда она решилась подойти к нему поближе и, обойдя его по кругу и не заметив какой-либо реакции, осмелела настолько, что дотронулась до него. - Меня раздражал его визг, - послышался голос демонессы. - Ты его убила? – с легким ужасом поинтересовалась Баффи, прекрасно понимая, что даже, если это и было правдой, она ничего не смогла бы поделать - синеглазка была явно не в ее весовой категории.
- Нет, просто замедлила его хронопоток. Он вновь вернется в привычное для него течение, когда выйдет из моего поля. Ответ демонессы удивил ее, так как она была абсолютно уверена, что старик мертв. Возможно, договориться с ней будет не таким уж и сложным делом. - Ты ведь не отдашь мне Спайка? – на всякий случай спросила она. - Нет, белобрысый вампир мой. Только я смогу защитить его от гнева Волка, Барана и Оленя. - Э-э-э…, - не сразу поняла Баффи, - Спайк что, разнес где-то зоопарк? - «Вольфрам и Харт» - международная адвокатская фирма , - терпеливо пояснила демонесса. – Ты должна была слышать о ней, если ты Истребительница.
Баффи прекрасно помнила, что не представлялась демонессе, и подозрительно спросила: - Откуда ты знаешь, что я Истребительница? - Выглядит как смертная, но с силой демона, девочка с душой и сердцем воина, - почти пропела демонесса. В ее исполнении это напоминало детскую считалочку, но ее лицо сохраняло неизменное серьезное и торжественное выражение, - Я видела раньше таких как ты. Смерть – твой дар. Баффи ничего не ответила на последнее замечание демонессы – каждый раз, когда она слышала это сочетание слов, ее словно резали по живому. Смерть... Смерть не может быть даром. Никогда. Ни для кого...
Попытка задуматься была пресечена в самом зародыше синеглазкой, которая в свою очередь размышляла и одновременно вещала вслух о своих открытиях хорошо поставленным звучным голосом: - Если принять за переменную темпорально-пространственную трансгрессию и убрать из неизвестных областей значения фокусировки на личностную матрицу... Подобного бреда Баффи еще не слышала раньше ни от кого. Даже от Джайлза. Уиллоу, конечно, временами заговаривалась, но не до такой же степени.
- ...в таком случае, - голосом диктора Би-Би-Си, плоским, но выразительным, продолжала демонесса, - если исключить оставшиеся переменные, неизвестную легко определить методом исключения уже известных постоянных... - А если на нормальном человеческом английском? - попросила Баффи, чувствуя себя очень неуютно, словно только что провалила зачет, который проводил директор Снайдер. - Баффи, - пришла к заключению демонесса. - Тебя зовут Баффи. Он, - едва заметный кивок на вампира, - испытывает к тебе глупые человеческие эмоции. Вы называете их "любовью".
Баффи в ответ молча кивнула. А что можно было сказать, когда чувство, которое Спайк питал к ней все эти годы, кто-то препарировал на холодном металлическом столе, вынул все самое дорогое и разложил по стеклянным баночкам, утопив в консерванте? Как можно было ответить, если их история, в которой были и боль, и маленькие, но такие дорогие, радости, и отчаяние, и надежда, и великая утрата, и не менее великое ожидание поместились в паре ледяных, словно пронизывающий до костей ночной зимний ветер, слов.
Да, мы называем эти эмоции "любовью". Но как не назови это чувство, душа по-прежнему будет болеть, отчаяние засасывать все глубже и глубже в свой персональный ад, а утрата невосполнимой пустотой напоминать о том, кого в твоей жизни уже больше никогда не будет. Она смотрела на демона и до нее постепенно стало доходить, какая пропасть пролегла между ними. Их разделял не внешний облик, не принципы, не принадлежность к Добру и Злу. Между ними пролегло равнодушие. Но Не человеческое, когда спокойно проходишь мимо злого мальчишки, мучающего щенка, или сознательно закрываешь глаза на нанесенную чужому человеку обиду. Равнодушие этого существа было безмерно глубже мелких проступков человеческой души.
Над городом словно повеяло холодом космической пустоты, словно арктический вихрь ворвался в истому теплой ночи, словно на дорожки кладбища нанесло тысячелетней пыли с давно забытых дорог. Равнодушие вечности. Стоящая перед ней квази-женщина будет с одинаковым безразличием наблюдать как за взрывом сверхновой, уносящей в мрак ночи неведомые человечеству цивилизации, так и за оравой хулиганов, травящих девочку со смешными косичками и пакетом с хлебом.
Демонесса и Баффи словно стояли на разных концах вселенной, вечные антиподы. Одна представляет человечество, другая - разум времени. И им никогда не будет дано понять друг друга, как бы сильно они к этому не стремились. Они пришли из слишком разных миров, но это не значило, что они не могли пойти на временный компромисс ради достижения общих целей. Их поступки некому было судить. Они были выше любого суда - они сами были судьями. Не над людьми, но над своими душами или сущностями, как, наверное, было в случае с высокомерной пришелицей.
Воистину эта ночь была странной. Кому-то не хватает всей жизни, чтобы понять себя и других, Баффи хватило несколько коротких минут, чтобы ухватить суть своей противницы. Хотя, почему противницы? Похоже цель у них, по-крайней мере сейчас, была одна - спасти одного невозможного вампира от врагов. Что это за враги, Баффи еще разберется, но она была готова вступить в игру.
Она протянула руку демонессе в приглашающем жесте, ладонью вверх: - Ты права, я Баффи. И я сделаю все, чтобы защитить Спайка. Как зовут тебя? - Иллирия. - Ты демон? Оскорблено вздернутый подбородок: - Я - Древнейшая. - Прости, я не хотела тебя обидеть. Просто я ничего о тебе не знаю, - виновато пожала плечами Баффи. - Главное, что я на стороне вампира, - слегка оттаяла Иллирия. - Значит и на моей тоже, - заключила девушка.
Иллирия кивнула, и медленно перевела взгляд на уже практически светлое небо: - Где твое жилище? Скоро поднимется солнце. Баффи хлопнула себя по лбу: - Боже мой!!! Как же я могла забыть! Она начала нервно ходить взад и вперед перед Древнейшей. - Я живу близко, но мы все равно не успеем. Ты не можешь сделать такой же фокус со временем, как раньше? - она кивнула в сторону живой статуи сторожа в двух шагах от них. - Нет. Это локальное явление, у меня не хватит энергии для замедления хронопотока в планетарном масштабе. Ей показалось, или в тоне Иллирии в самом деле послышалось легкое смущение?
- Ладно, видимо другого выхода нет. Не хотелось мне втягивать в это дело посторонних, но ничего не поделаешь, - приняла решение Баффи, доставая из кармана легкой куртки маленький мобильный телефон и набирая номер. - Ты уверена в надежности посредника? – в голосе пришелицы прозвучало холодное сомнение. - А разве у нас есть выбор? - быстро спросила Баффи, дожидаясь ответа. Иллирия перевела взгляд на здание склепа: - Мы могли бы дождаться темноты в одной из этих усыпальниц. - Ну, уж нет, - возмущенно запротестовала Баффи, - это в десяти то минутах езды от дома? К тому же, хватит с меня темных непроветриваемых склепов.
Иллирия замолчала, признавая право девушки на принятие решений. Томительно тянулись секунды, наконец, неизвестный оппонент ответил и демонесса воспользовалась своими способностями, чтобы быть в курсе разговора: - Слушаю, - ответил раздраженный заспанный мужской голос. - Вилли, - промурлыкала в трубку Баффи с таким видом, что будь рядом с ней многоопытный Ксандер, он бы немедленно развернулся и убежал прочь, - много спать вредно для здоровья. Особенно, когда ты мне нужен. - Баффи, - несколько оттаял мужчина, - послушай, я же просил тебя не называть меня этим дурацким прозвищем. Что-то случилось? - тут же обеспокоено и явно пытаясь сбросить с себя остатки сна, спросил он. - Нет. Но если через десять минут ты не будешь с машиной стоять у ворот Старого Протестантского кладбища, то случится. - Десять минут!!! - возмущено вскричал мужчина - Я тебе потом все объясню, - заверила его девушка. - Я очень надеюсь, что у тебя имеется очень хорошая причина для того, чтобы выдернуть меня из постели ни свет ни заря и заставлять мчаться... Баффи не дала ему договорить, жестко повторив в трубку: - Десять минут, Вилли, и не дай Бог тебе опоздать. Бессмертие тебе не поможет...
WIP
------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Глупый какой-то разговор выходил у них с Фред. Неловкие затянувшиеся паузы и маскирующие их такие же неловкие вздохи, бессмысленные извинения девушки и его собственные благородные слова о том, что дорожка, протоптанная Павейном, не для него. Но стоило этим словам слететь с его губ, как он сразу же пожалел о них и замолчал.
Вроде бы, все верно: и на душе мерзостно от общения с темной сутью пронырливого доктора, и ему действительно не хотелось ступать по стопам Павейна, уж лучше смерть, чем бесконечное позорное бегство, но... Откуда же такое странное чувство, что его руками совершили, возможно, еще большую подлость, чем все те ужасы, что совершил этот злой и безжалостный колдун? И Спайк молчал. Не потому, что ему действительно было жаль упущенную возможность, а, скорее, из-за этих бесконечных извинений девушки, стоящей рядом с ним.
Сказать по правде, он был смущен. Но к смущению примешивались еще и доля гордости, и удивления, и потрясения, и еще целой дюжины эмоций, названия которым он даже и не трудился подыскивать... Он не привык к тому, чтобы перед ним извинялись. А уж тем более просили прощения за неудачную попытку вытащить его обратно в осязаемый мир. Ему хватало, и даже с лихвой, того, что она хотя бы попыталась, что в ее сердце нашлось место и для беспомощного вампира, зависшего между мирами. Фред дала ему надежду, и уже за одно это Спайк был ей благодарен. Но как объяснить, как донести до нее, что он не жалеет ни о чем? Похоже, она всерьез намеревалась пролить море слез над ситуацией, которая изначально не была у нее под контролем.
Ему в голову пришла идея. Фред напоминала ему ребенка, отчаянно выпрашивающего прощение за проступок, в котором не было его вины. Ей хотелось, чтобы ее пожалели, сказали, что все это ерунда, что не таким уж это было и страшным проступком. Фред отчаянно нуждалась в утешении. Он, конечно, допускал и то, что она, как и всякий ученый, могла просто злиться на неудачно проведенный эксперимент, а его рассматривать лишь в качестве лабораторного кролика, но... Кровавый ад! Да пусть хотя бы и так! Она по-крайней мере попыталась.
Решив, что помолчали они достаточно, Спайк напустил на себя хитрый вид, маскируя то внутреннее напряжение, которое потребовалось от него, чтобы собрать все свои запасы воли, и потянулся рукой к ее кружке, стоящей на столе между ними.
Отчаянно хотелось закусить губу, но тогда исчезнет эффект легкости. Мда, наверное, дело действительно было дрянь, если он стал врать самому себе. Черт, пусть этот трюк не давался ему с той легкостью, с какой он хотел его показать, пусть каждое прикосновение к материи реального мира требовало от него полной отдачи сил, пусть. Главным ведь было не то, как он это делает, а то, что у него вообще получается прорывать завесу нереального.
Кружка уже поднялась на несколько сантиметров от стола - и он приподнял ее еще чуточку повыше и отвел немного вбок, держа над полом. Бросив взгляд на Фред, Спайк увидел, как ее глаза расширились от удивления и слегка улыбнулся: - Видишь, я научился паре интересных трюков, так что... Закончить предложение он не успел, почувствовав, как теряет контакт с кружкой. Спайк явственно ощутил, как его пальцы тонут в ее тонких стенках, и попытался исправить положение, но было уже слишком поздно. Он касался пустоты, а кружка, которую в воздухе больше ничто не удерживало, уже летела вниз. На долю секунды время для него замедлило свое течение так, что казалось, стоит сосредоточиться, и он увидит как потоки воздуха расступаются и обтекают ее бока.
Он моргнул, и время вновь потекло с привычной скоростью. Только вот кружка все падала и падала... Вот она коснулась пола, жалобно звякнула, и во все стороны брызнули острые фарфоровые осколки. Рядом с ним коротко вскрикнула Фред.
Один из осколков вонзился в ее ногу, и девушка, обойдя стол, присела в кресло на колесиках, чтобы осмотреть порез. Закусив губу, Фред ощупала место ранения - длинный осколок глубоко вошел ей под кожу - но не решилась вытащить кусочек фарфора. Когда она взглянула на него, застывшего в двух шагах от нее, в ее глазах стояли слезы. - Не стой столбом! Сделай же что-нибудь! - закричала она на него. Он не понимал, что конкретно он мог для нее сделать - одно дело пытаться манипулировать предметами, и совсем другое - вытащить осколок из живой плоти.
Он присел перед ней на корточки и осмотрел участок, где засел осколок. Тот сидел глубоко - чтобы его вытащить, требовалась не только сила, но и аккуратность, и изрядное терпение. Те качества, которыми он никогда не отличался. - Фред, я ничем не смогу здесь помочь. Пожалуй, стоит вызвать врача или догнать кого-нибудь из вашей команды. - Это все твоя вина, - прохныкала над ним Фред, - ты… ты… ты, никчемный идиот! И, подумать только, я еще тратила на тебя время!
Чувство вины нахлынуло на него, но лишь на секунду. В конце концов, то, что она поранилась, было всего лишь случайностью. Гораздо сильнее его задели слова девушки о никчемности. Похоже, он поторопился с признательностью. Ничего не ответив ей, он тяжело вздохнул и, выпрямившись, направился к выходу из кабинета. Уже спускаясь по лесенке в лабораторию он услышал ее возмущенный крик: - Ну и куда, по-твоему, ты отправился? А, черт с тобой, беги! Теперь я вижу, что Ангел был прав, когда предупреждал меня – тебе и в самом деле нельзя доверять. А я, дура, еще защищала тебя!
От ее слов он так резко остановился, словно со всего разбега налетел на стену из бетона. Медленно обернувшись к ней Спайк, с трудом сдерживая нахлынувшую ярость, раздельно произнес: - Не знаю, что именно тебе сказал Пуф, и, честно говоря, мне плевать на это. Просто постарайся запомнить раз и навсегда, что я никуда ни от кого не бегу. Никогда не делал этого и не собираюсь начинать сейчас. Ты ранена, а я не могу тебе помочь. Поэтому я иду искать врача - в этой гребаной конторе он должен работать круглосуточно, а ты пока постарайся успокоиться.
Она еще что-то продолжала кричать ему в след, но он, не обращая больше внимания на поток несшихся ему вдогонку оскорблений, прошел сквозь дверь и, игнорируя коридоры, устремился в больничное отделение.
С того паршивого утра прошло уже довольно много времени, однако его отношения с Фред не спешили налаживаться. Всякий раз, встречаясь с ним в коридорах или в кабинете Ангела, она спешила поскорее разминуться с ним, а, если это было невозможно, не удостаивала его даже взглядом. Спайк в очередной раз убедился, что в женщинах он, в общем-то, ничегошеньки не понимает. Из пустякового случая раздуть такой повод для ссоры - на это способна только женщина. Он несколько раз делал попытки извиниться, но всякий раз отступал под презрительными взглядами, которыми она щедро одаривала его. В конце концов, он решил оставить ее в покое и держать дистанцию.
С самого раннего утра в "Вольфрам и Харт" царила радостно-нервозная суматоха. Служащие носились взад-вперед как угорелые - Ангел успел надавать одному из них по каранавальной морде из папье-маше, и остальные удвоили усилия, демонстрируя служебное рвение. А, может, попросту не горели желанием попасть под очередную раздачу быстрого на подъем и тяжелого на руку босса. Хотя, учитывая на какую именно контору они все так дружно и слаженно пахали, Спайк не удивился бы, узнав о внушенной им всем любви к садомазохизму по условиям их контрактов. Кто еще в здравом уме и твердой памяти согласился бы на работу в подобном учреждении?
Сунув руки в карманы плаща и нацепив на лицо одну из самых гадких ухмылочек, Спайк почти весь день таскался за Ангелом, по мере сил и возможностей отравляя ему жизнь. Однако во второй половине дня "пампусика хмурого" взял под свое крыло Лорн, и они, сев в неимоверной длины лимузин, отчалили из конторы. Естественно, никто и не подумал рассказать Спайку о том, куда ездили эти двое, но по возвращении чем-то очень воодушевленный Лорн помчался наносить последние штрихи к плану сегодняшней вечеринки, а еще более мрачный, чем до отъезда, Ангел заперся у себя в кабинете.
Сунувшемуся было туда Спайку находящийся явно не в настроении Гранд-Сир намекнул, что заветный амулет все еще лежит у него в ящике стола, и, если неразумное Дитя продолжит и дальше наступать ему на пятки в его же собственной конторе, то ему, Ангелу, совсем не сложно будет организовать экстренный тур-поход до близлежащего кладбища.
Оценив сейсмическую активность в кабинете, Спайк решил, что он свой долг перед обществом выполнил - Ангел доведен до белого каления, даже, если основная заслуга в этом и не принадлежала ему лично - и оставил того в покое. Однако он сделал себе зарубку на память: обязательно узнать, кто же был тот неизвестный благодетель, умудрившийся так мастерски испортить настроение старшему вампиру.
Остаток дня он провел в зале, где готовилась вечеринка, раздавая направо и налево советы, в основном неправильные, и с восторгом наблюдая за результатами своих стараний. В конце концов, служащие не выдержали и, кипя вполне понятным негодованием, отрядили куда-то гонца. Посланец вернулся в рекордные сроки, ведя в поводу пару медиумов из службы безопасности, которые наобещали ухмыляющемуся белобрысому призраку целую коллекцию неприятностей, напоследок припечатав список всех угроз действительно мерзким словом "экзорцизм", если он не уберется отсюда немедленно вплоть до самого начала вечеринки.
Пожав плечами, Спайк гордо удалился. Ссориться с охраной не хотелось - парни были явно взвинчены до предела, а нарываться на неприятности ему было ни к чему. Он еще найдет, чем скрасить их безмерно серое существование. Позже.
Когда Спайк вновь появился в зале, туда уже согнали практически весь персонал конторы, который довольно-таки вяло пытался отрываться. По его сугубо личному мнению вечеринка умерла еще до рождения, и собравшимся прожигателям жизни только и оставалось, что без особого энтузиазма топтаться на ее бренных останках. Лишь Харм, явно не теряющая способности развлекаться нигде и никогда, в гордом одиночестве что-то бодро вытанцовывала на пустующем месте, предназначенном для танцплощадки.
С ужасом открестившись от предложения составить ей компанию, он послонялся еще пару минут по залу, пока не повстречал оживленно-радостного Лорна, за которым с обреченным видом, словно его вели на заклание, плелся Персик. Придя в легкое негодование при виде полного нежелания Спайка поучаствовать в реанимации веселья, Лорн посоветовал ему смотреть на вещи проще и хотя бы попытаться немного развеяться.
Как ни странно, но после его слов, настроение вампира заметно улучшилось. Похоже, он действительно переусердствовал в своем стремлении побить рекорд Ангела по хмурствованию, пора с этим что-то делать. В этот момент заиграли потрясную музыку, под которую только и должны отрываться уважающие себя вампиры, и Спайк влился в атмосферу нарастающего веселья.
Неужели он и в самом деле считал, что вечерника умерла!? Что за чушь! Спайк мог поклясться в том, что это была одна из самых наиклевейших тусовок, на которых ему когда-либо доводилось бывать. “Умеют люди отрываться”, - с невольным уважением подумал он, стоя у самого края танцплощадки. Краем глаза он заметил парочку, очень нетвердой походкой пробирающуюся к столику с закуской, и, присмотревшись, с удивлением узнал в сильно перебравших мужчине и женщине Уэсли и Фред. Спайк еще никогда не видел их в таком состоянии и даже проникся легким чувством жалости – утренняя расплата за такое непотребное количество алкоголя, наверняка, будет тяжелой.
С трудом подавив в себе приступ жалости к начинающим пьяньчужкам, Спайк приглядел себе спокойный уголок, который на удивление оставался до сих пор никем не занятым - и это в забитом под завязку зале - и неспешно направился в его сторону. Ему уже порядком надоели тупоголовые служащие беспрестанно шляющиеся сквозь него: кто на спор, а кто и просто так, потому что для них он был ничем и никем. Но он не дошел до намеченной цели и десятка метров, когда ему в нос ударил резкий запах мочи.
Теперь было понятно, почему окружающие не позарились на уютное местечко. Резко изменив направление, Спайк устремился прочь, и прошел сквозь какую-то девицу, одетую в платье, которое начисто исключало у мужчин необходимость в проявлении фантазии. - Спайк? - раздался за его спиной удивленный голос. Он медленно обернулся и радостно улыбнулся: - О, да это никак Мисс Делать-Гадости-Входит-В-Мои-Служебные-Обязанности! - И тебе привет, привиденчик! Не ожидала тебя здесь увидеть! - с нескрываемым сарказмом протянула Ева. - Я думала, по семейной традиции тебе положено впасть в депрессию. - Ну, не мог же я пропустить такую классную вечеринку, - откровенно поделился он с ней своим восхищением способностями Лорна устраивать такие классные тусовки. - Э..., - растеряно протянула Ева, оглядываясь по сторонам, - ты действительно считаешь, что вечер удался? - Определенно, - с энтузиазмом закивал он головой. - О! Послушай! Вот это я называю настоящей музыкой! Ева странно посмотрела на него: - Спайк, с тобой точно все в порядке? - Да, конечно, все просто здорово! О, а вон и мой дедушка в сторонке жмется. Хмурый, как самка Фиарла в критические дни. Пойду-ка, поздороваюсь с Гранд-Сиром.
Не дожидаясь ответа Евы, Спайк легкой походкой направился в сторону Ангела, в одиночестве переминающегося с ноги на ногу в стратегической близости от двери в офис. - Персик, улыбнись, - пропел младший вампир, приближаясь к главному боссу "Вольфрам и Харт" в Лос-Анджелесе, - от твоей унылой физиономии у барменов скисают молочные коктейли. - Спайк, - скривился Ангел. Младший вампир выдал ему одну из самых радостных улыбок: - Да? - Во-первых, зачем ты здесь, во-вторых, какой очередной своей пакости ты так радуешься? - Ой, Персик, ты сильно задел мои чувства. Неужели я не могу просто наслаждаться вечеринкой? - Зная тебя... - задумался Ангел, - Нет. Спайк обиженно надулся: - Ангел, в тебе осталось хоть немного веры в чистое, светлое... - Прекрати паясничать. Я слишом хорошо тебя знаю. В тебе нет и никогда не было ничего светлого и чистого. - Начал выходить из себя Большой Босс. - И вообще, иди радуйся куда-нибудь в другое место.
Спайк захлопал ресницами, напуская на себя маску кокетливого смущения: - Какие мы сегодня нервные. Слушай, Пуф, - внезапно заинтересовался он, - а что ты тут вообще делаешь? Я готов был поклясться, что ты на всю ночь забьешься в свой роскошный пентхауз, и будешь там тихо глушить виски с кровью, стеная и причитая над своей несчастной жизнью. - Какая, к чертям собачьим, несчастная жизнь, Спайк? - практически заорал на него Гранд-Сир, свирепо сверкая глазами. - А ведь и верно, какая? - Ни капельки не смутившись, притворно удивился белобрысый вампир. - Полный гараж крутых тачек, крови хоть залейся, личная секретарша и целый гребаный небоскреб в придачу. Действительно, затоскуешь...
Ангел резко надвинулся на него, в бессильной ярости протягивая руки к горлу очень довольного произведенным эффектом привидения, но был прерван пританцовывающим Лорном, остановившимся возле них для светского чата. - Какая прелесть! Стоят, воркуют, как голубки! - неподдельно умилился зеленый демон. Оба вампира молча повернулись к нему. - Ну, как вам вечеринка? - радостно осведомился Лорн. – По-моему, удалась, хотя в начале мне пришлось немного понервничать. - Ты что, старик! Тусняк наикрутейший! - весело отозвался Спайк, качая головой в такт музыке. Ангел скривил гримасу вежливого одобрения.
Лорн заторопился дальше, но, проходя мимо Ангела, неожиданно усмехнулся и, засмеявшись, бросил вампирам: - Клыкастики мои, в вас столько нереализованной сексуальной энергии, что просто страшно сказать... Спайк с отвисшей от подобной наглости челюстью уставился в спину невозмутимо шествующего сквозь толпу демона, а когда повернулся обратно к Ангелу, у него зародилось ощущение, что он пропустил что-то очень важное из короткой беседы с Лорном. Ангел, с легкой улыбкой на губах, мерил его оценивающим взглядом.
“Нет, - тут же поправил себя Спайк. - Не оценивающим, а похотливым!” Но прежде чем он успел до конца осознать всю важность озарения, Ангел скользнул к нему и, наклонившись к самому уху, промурлыкал: - Спайк, ты не хочешь посидеть со мной в моем офисе? Даже радостная эйфория не смогла побороть чувство оглушающего отупения, которое Спайк испытал от подобной выходки Гранд-Сира. А тот, приняв потрясенное молчание за поощрение к дальнейшим действиям, продолжил с легким придыханием и хрипотцой в голосе: - Ты бы мог почитать мне свои стихи, я всегда считал, что у тебя есть определенный талант. Давай сбежим с этой безвкусной вечеринки и проведем вечер вместе? Нам не будет скучно, уверяю тебя. Я даже разрешу тебе забраться с ногами на мой стол.
В этот момент в мозгу Спайка взорвался ураган лихорадочных мыслей: "Кровавый Ад! Чертов Пуф ко мне клеится!!! Вот дерьмо! Не дай Бог, кто-нибудь расскажет Баффи! Скуби будут ржать надо мной до конца моих дней!" Ангел попытался приобнять его за талию, но рука прошла сквозь тело Спайка, а он сам в полной панике отшатнулся от старшего вампира: - Персик! Какого черта! У тебя что, полное замыкание мозгов? Убери от меня лапы, чертов педик!
Ангел, подмигнув ему, засмеялся: - О! Это ты здорово придумал! Мы можем поиграть в плохого мальчика, которого соблазняет богатый дядя. И он снова предпринял попытку заключить призрака в объятия. Спайк не стал дожидаться, когда Ангел приблизится к нему, а просто рванул прочь – бешеным спринтом вон из зала и дальше по коридору. Оглянувшись на бегу, он убедился, что Пуф настроен серьезно. Тот несся за ним на полной крейсерской скорости, а встречные сотрудники ВиХ шарахались в стороны и старались вжаться в стены или вообще убраться с их дороги.
Спайк мчался по коридорам “ВиХ”, которые по мере удаления от центра веселья становились все пустыннее и пустыннее. Удивительно, но никто не обращал особого внимания ни на призрака, со всех ног улепетывающего от вампира, ни на самого вампира, с упорством породистой борзой преследующего свою, как он считал, добычу. Похоже, работа здесь приучала принимать все происходящее как должное и стараться глубоко об этом не задумываться. Служащие, словно вспугнутые кролики, отпрыгивали в стороны по ходу погони, однако затем спокойно следовали дальше по своим делам, даже не оглянувшись. Действительно, мало ли чем отрывается новое руководство. Может, у них так принято - в ночь на Хэлоуин играть в «Охотников за привидениями».
Насколько раз Спайк попытался оторваться от явно спятившего Ангела, неожиданными бросками проходя сквозь стены. Однако стоило ему расслабиться в уверенности, что Гранд-Сир отстал, тот неизменно оказывался стоящим на его пути, и несчастному призраку ничего другого не оставалось, как снова разворачиваться на 180 градусов и продолжать забег на длинную дистанцию по пересеченной местности офисов и коридоров оплота Темных Сил в ЛА.
Чем дольше длились эти догонялки, тем сильнее Спайк убеждался в том, что Ангел определенно бегает быстрее его. Гранд-Сир неумолимо сокращал дистанцию и уже снова начал тянуть к нему руки. Конечно, Спайк еще не сошел с ума окончательно и прекрасно понимал, что физически старший вампир ничего не сможет ему сделать. Поэтому в данном случае он был не только не против, а даже рад своей призрачной эманации. Но при одной мысли о том, какими способами Ангел может самоудовлетворяться в его присутствии, младшему вампиру становилось нехорошо, и он убыстрял и без того стремительный бег.
Они влетели в комнату для совещаний. Спайк пробежал огромный круглый стол насквозь и резко развернулся, встречая подбегающего Ангела победной ухмылкой. Тот подобный трюк повторить не мог и тоже остановился, только по другую сторону. Наклонив голову на бок и настороженно следя за каждым движением начальственного вампира, Спайк поинтересовался: - Персик, ты уже пришел в себя, или тебя все еще обуревают странные желания? - Спайк, не сопротивляйся неизбежному, все равно ты будешь моим, - начал обходить стол слева Ангел, пожирая свое непокорное Дитя взглядом голодного бенгальского тигра. - Не в этой гребаной нежизни, - отрезал Спайк, двигаясь по кругу в противоположную сторону. - Посмотрим, - не менее лаконично отозвался Ангел и, вспрыгнув на стол, сделал попытку сократить дистанцию, но Спайк уже бросился на выход из кабинета, в спешке пройдя сквозь книжный шкаф. Ангел интеллигентно выбежал через дверь.
Беготня продолжалась еще какое-то время без особого успеха для обеих сторон. Они умудрились сделать круг и возвращались обратно в праздничную атмосферу главного зала. Увидев, что Ангел сбавил скорость, Спайк тоже перешел на быстрый шаг. Он шел, придерживаясь края танцплощадки, и пытался сообразить, куда ему теперь податься. Тут ему в голову пришла идея, и он, нырнув в шумную толпу отрывающихся служащих, двинулся в сторону офиса Ангела.
------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
- Спайк, немедленно открой эту чертову дверь! - А у тебя уже наступило просветление в мозгах? – поинтересовался Спайк. Ответом ему был удар железного плеча Ангела по двери. - Нет? Тогда отвали, Пуф.
Переговоры продолжались уже четверть часа. Спайк стоял за запертыми дверями в офисе Ангела и с некоторой долей отчаяния слушал, как тот беснуется снаружи. Ангел все никак не мог расстаться с надеждой добраться до вожделенного белобрысого привидения, не привлекая к себе слишком много внимания. Дверь, в замок которой Спайк успел запихать размотанную канцелярскую скрепку, найденную тут же на столе владельца кабинета, пока держалась, хотя и страшно стонала под ударами, сыпавшимися на нее по другую сторону. Еще днем он заметил, как скучающий Ангел играет со скрепками, но и предположить не мог, что уже вечером это здорово его выручит. На его счастье Большой Босс с чего-то решил сегодня запереть свой кабинет на ключ, а уж испортить замок для Спайка было всего лишь делом концентрации.
Интересно, если он шагнет через окно с такой высоты, он разобьется? Вряд ли призраку грозит разбиться насмерть. Спайк грустно улыбнулся своим мыслям - если считать с памятного 1880 года, официально он был мертв уже дважды. Глупо было бояться смерти, когда он столько раз уже смотрел ей в лицо… Правда, оставалась еще боязнь высоты, заработанная благодаря падению с башни во время сражения с Глори. Однако фобии в сторону – если Ангел не отцепится от него в течение ближайшего времени, Спайку придется на практике проверить теорию с окном.
Осторожно приблизившись к двери, Спайк дождался паузы между ударами и крикнул: - Ангел, я всегда считал, что ты педик из педиков, но из тихих. Какая муха тебя сегодня укусила? Признавайся, у тебя сезонное обострение? - Спайк, мальчик мой, погоди, вот я сейчас справлюсь с этой дверью, и у тебя будет возможность лично познакомиться со всеми моими.. хм.. обострениями, - пообещал ему Ангел. Спайк устало опустился на пол, прислонившись спиной к двери, и пробормотал: - Извращенец. Вся эта ситуация уже порядком ему надоела, и он попробовал воззвать к здравому смыслу: - Слушай, Голубь, ну на кой черт я тебе сдался? Ты же меня не перевариваешь. С моей стороны чувство взаимно... - Спайк, ты веришь в настоящую любовь? – восторженно донеслось из-за двери. Белобрысый вампир, услышав последний вопрос, стал тихо биться об нее головой.
Из зала в унылую тишину полутемного офиса, нарушаемую лишь старательной возней его хозяина по ту сторону запертых дверей, доносились слегка приглушенные отзвуки ритмичной музыки и шум множества голосов. Спайку безумно хотелось присоединиться к царившему совсем рядом беспечному веселью, но для этого, ему нужно было пройти мимо Ангела. А встреча с внезапно съехавшим с катушек Гранд-Сиром в планы белобрысого вампира не входила.
Спайк не знал, что внезапно нашло на того, но все симптомы указывали на то, что Ангел хочет его со страшной силой. Здесь явно было что-то не так. Ангел вел себя как безумец, не то, чтобы он, на взгляд Спайка, обычно отличался остротой ума, но и у него порой бывали просветления. В ситуации же, сложившейся этим вечером, явно чувствовалось присутствие чужого вмешательства. Поэтому ему нужна была тяжелая артиллерия в лице Уэса и, желательно, Фред, но эта парочка куда-то исчезла, по крайней мере, Спайк не заметил их в зале, хотя и высматривал, прежде чем спрятаться в кабинете Ангела. Теперь все, что ему оставалось, это вяло переругиваться с рвущимся внутрь Персиком и молиться, чтобы дверь выдержала его натиск.
Неожиданно послышалось шипение открывающихся дверей личного лифта Ангела, и Спайк резко вскинул голову, вглядываясь в полумрак комнаты. Воровато озираясь по сторонам и двигаясь осторожными шагами, из кабины появился Ганн. В темноте он не заметил неподвижно сидящего на полу вампира и, облегченно вздохнув, подошел к столу хозяина кабинета. Спайк, не обнаруживая своего присутствия, с неподдельным интересом стал наблюдать за темнокожим парнем. Тот повернулся к нему спиной, послышался звук расстегиваемой ширинки. Глаза Спайка расширились, когда до него дошло, какое преступление собирается совершить новоиспеченный адвокат, и призрак не удержался от короткого смешка.
Звук разрезал тишину, словно короткий удар отточенного ножа. Человек, возившийся над начальственным креслом, подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Выражение его лица воистину было бесценным, и Спайк, больше не таясь, открыто рассмеялся. Смешавшись, Ганн растерянно потянулся к бумагам, в беспорядке разбросанным по всей поверхности стола, сгребая их в неаккуратную стопку и подравнивая, со стуком опуская кипу торцом на столешницу.
Он заметно нервничал, и документы в его неловких руках лишь сильнее сминались по краям. Играя с нервозностью чернокожего мужчины, Спайк намеренно нагнетал у того ощущение неловкости, склонив голову на плечо и не сводя с Ганна пристального взгляда своих глаз, кажущихся черными в неярком свете, падающем внутрь комнаты сквозь матовые окна. На его губах играла кривая усмешка.
Заметив это, Ганн попытался небрежно бросить так и оставшуюся неровной стопку на стол, но не рассчитал силу, и она вновь разлетелась на отдельные листочки, усеяв всю его поверхность. Несколько из них, соскользнув вниз, упали на пол, где и остались лежать ослепительно белыми прямоугольниками, преображая темный ковер в подобие сюрреалистической шахматной доски.
- Вот, - нервно промямлил Ганн, - решил зайти дела забрать, поработать... - Ой, мне только не рассказывай, - махнул рукой вампир, ехидно ухмыляясь и всем своим видом показывая, что он в курсе сорванных планов по осквернению кожаного седалища Большого Босса, - Да ты не стесняйся, продолжай, мне до смерти хочется посмотреть на лицо Персика, когда он опустит свою жирную задницу прямо на твой маленький сюрприз. - Это не то, что ты думаешь, - адвокат сделал еще одну попытку оправдать себя. - Угу, конечно, меня зрение подвело, - охотно согласился вампир. - Ладно, проехали. Ганн ощутимо расслабился, почувствовав, что соскочил с крючка, когда Спайк, все еще дружелюбно улыбаясь, указал на него пальцем: - Ты только ширинку застегни, трудяга ты наш. Тот поспешно начал приводить себя в порядок. Если бы негры могли краснеть, то Ганн был бы сейчас очень симпатичного пурпурного оттенка.
Снаружи послышался встревоженный голос Ангела: - Спайк! Спайк? С кем ты разговариваешь? Кто там с тобой? Вопрос был подкреплен тяжелым ударом в дверь. - О, Персик, не задохнись от возбуждения. Здесь только я и мое одиночество, - крикнул Спайк, не оборачиваясь на ставшую уже почти привычную для него таранную активность старшего вампира, и подмигнул Ганну. Тот вытаращил удивленные глаза и приглашающим жестом позвал вампира подойти.
Когда Спайк встал рядом с ним, Ганн шепотом поинтересовался: - Что ты натворил? - В смысле? - не понял тот. - Ну, ты здесь, - движением руки адвокат обозначил помещение, - Ангел - за дверью. - Ага, - кивнул Спайк, - и всеми силами рвется исправить положение и воссоединиться со мной. - Нет, серьезно, зачем ты прячешься от Ангела в его собственном кабинете? - Ты не поверишь. - Испытай меня. Спайк ухмыльнулся: - Сначала ты. Какого дьявола ты возжелал обмочить кресло Пуфа? Он наступил тебе на любимую мозоль или выпил все молоко из твоей бутылочки?
Ганн смущенно потупился: - Я и сам не понимаю, что со мной происходит, но я просто не в состоянии контролировать эту потребность облегчиться всякий раз как... - Больше ни слова, - оборвал его Спайк, - я уже достаточно знаю про эту твою "потребность". Там снаружи смердит практически во всех темных углах. И, скажи мне, ради всего святого, зачем ты обмочил столик с закуской? Темнокожий парень виновато потупился, но через секунду оживился: - Так что у тебя за дела с Ангелом? Спайк понял, что и сам мог бы не плохо краснеть, будь у него циркуляция крови в рабочем состоянии: - Ну... Черт... Только не смей ржать. - Давай-давай, выкладывай, - оживился Ганн. - Хм... Ангелменяхочет! - выпалил Спайк на одном дыхании. - А? Что? Я, кажется, плохо тебя расслышал. - Ангел. Меня. Хочет. - сквозь зубы чуть ли не по слогам выдавил вампир.
Он ожидал, что Ганн сложится пополам от смеха, не поверит, начнет высмеивать его. Вместо этого тот потрясенно рухнул в кресло, уставившись на вампира огромными глазами. Помолчав пару секунд, он спросил: - Но ты же призрак. Он ведь не может даже прикоснуться к тебе, не то что... - короткий взмах руки обозначил все те вещи, которые Ангел не в состоянии проделать со Спайком. Теперь пришел черед Спайка потрясенно замолчать, а когда дар речи вернулся к нему, то он разразился отчаянной руганью, самым приличным воплем из которой было: - Ганн! Кровавый Ад! А тебе не приходило в голову, что я прежде всего мужчина! В конце концов, беснующийся призрак немного успокоился и добавил напоследок с нескрываемым сарказмом: - Определенно, жизнь в ЛА разжижает мозги, - короткий оценивающий взгляд в сторону Ганна, - если там есть, что разжижать.
У Ганна хватило остатков такта выглядеть пристыженным. В замешательстве он побарабанил пальцами по подлокотнику, однако по наступившему тягостному молчанию чувствовалось, что того гложет некий вопрос, который он не решается задать вспыльчивому вампиру. Любопытство адвоката оказалось сильнее его новоприобретенных манер хорошо воспитанного джентльмена, и он, собравшись с духом, все же спросил: - Но ты же вампир. Я всегда думал, что для вас это не так важно… - Кто вбил тебе в голову подобную глупость? – возмущенно взвился Спайк, тон его голоса поднялся, по меньшей мере, на октаву вверх! - Ну-у-у-у…, - протянул Ганн. - Слушай меня внимательно, – ухмыляясь, оборвал его вампир, - все эти сказки о том, что вампирам плевать, кого трахать - полная чушь. Черт, да если бы это было правдой, я бы, наверное, сейчас кувыркался в постели с собственной матерью! - Хм, то, что я слышал и видел на улицах ЛА, говорит об обратном, - с сомнением в голосе попытался возразить молодой человек. - Кровавый Ад! И я думал, что ниже, чем лекция для Дон о половом созревании мальчишек, просто невозможно пасть! Оказывается, у меня еще оставался приличный запас высоты. До сегодняшнего дня.
Спайк заметался перед Ганном взад и вперед в странной смеси восхищенно-радостного возбуждения. - Значит так. Расклад такой. Когда кто-то становится вампиром, то он, или она, не теряют своих сексуальных предпочтений. Если ты был законченным гетом, то ты им и останешься, если был полным педиком, то даже смерть не поможет тебе сменить ориентацию. Ганн слушал, открыв рот, и разве что не записывал. Судя по выражению его лица, то, о чем рассказывал ему Спайк, было настоящим откровением для бывшего охотника на вампиров. А вампир между тем продолжал свою лекцию: - Вселяясь в человека, демон не привносит с собой ничего. Он, как спора, попадающая на благодатную почву, вытягивает все темное из твоей души, искажает, раздувает даже самые крохотные зачатки сомнений и желаний до гига-масштабов. При этом не имеет значения, что в действительности является дефиницией тьмы, а что всего лишь собственными страхами и комплексами. Если ты всю жизнь спал лишь с женщинами, но тебе порой нравились мужчины, и ты задумывался над тем, а каково бы это было оказаться в постели с кем-то, кто одного с тобой пола... что ж, в таком случае, став вампиром, ты гарантировано испытаешь радости однополой любви. Потому что, тебя больше не будут сдерживать условности маленького человеческого мирка. А теперь задумайся, сколько из нас хотя бы раз в жизни думали о подобных вещах? Глаза Ганна слегка округлились – видимо он и в самом деле прикинул цифру в уме. - Получается, что, будучи вампиром, вы воплощаете свои сексуальные фантазии в жизнь? – задал он неуверенный вопрос. - Что-то в этом роде, - кивнул вампир. – Это не значит, что ты сразу же станешь педиком, но удовлетворить любопытство тебе уже ничто не будет мешать. На этом - конец лекции.
Ганн вновь задумчиво забарабанил пальцами по креслу, явно обдумывая услышанное. Наконец, он вновь заговорил: - Так вы с Ангелом не..? Спайк в голос рассмеялся, явно наслаждаясь замешательством парня: - Ну, ты даешь!!! Тебя действительно настолько волнует вопрос, переспал ли я с Персиком? Человек расплылся в ухмылке, явно не вязавшейся с его благообразным видом: - Просто интересно, ты его все время называешь педиком просто, чтобы поиздеваться, или у тебя есть для этого причины? - Ха! - выдохнул Спайк и внезапно скользящим медленным шагом приблизился к сидящему парню. Наклонившись к нему, вампир с чувственным эротизмом стал рассматривать его лицо. Лицо блондина было всего в паре сантиметров от лица Ганна. Глаза вампира словно вспынули изнутри опасным завораживающим светом, кончик языка чувственно прошелся по нижней чуть припухлой губе, во бесстыжем прямом взгляде плескалось обещание чего-то неподвласного разуму, сумасшедшего, захватывающего и запретного. Затем, подавшись еще чуточку вперед, Спайк с легкой хрипотцой в голосе прошептал в самое его ухо, - А ты уверен, что тебе хочется знать ответ? Ганн сглотнул. Попробовал выдавить из себя ответ. С моментально пересохших губ сорвался лишь короткий стон, который в тишине темного кабинета прозвучал особенно жалко.
Спайк стремительно отпрянул от него и вновь встал на почтительной дистанции, с интересом рассматривая молодого человека. Тот собрался с мыслями, прокашлялся и, покачав головой, все еще немного севшим голосом пробормотал: - Пожалуй, нет. Хотя, после такой наглядной демонстрации, меня теперь больше удивляет то, что он так долго продержался и не разложил тебя на этом столе еще в первый день твоего появления. И тут же поперхнулся: - О, Боже, не могу поверить, что я это сказал!
Вампир, до нельзя довольный произведенным эффектом, расплылся в улыбке, прижав язык к зубам в своей неподражаемой манере. Он был похож на радостного взлохмаченного щенка, играющего в потрясающую игру, и Ганн стал догадываться, что игрушкой является он сам. Похоже, этот парень действительно опасный тип. Не зря Ангел предупреждал их всех о том, насколько очаровательным может быть Спайк, если захочет.
Словно в подтверждение старой истины, что, кого не кстати помянешь, тот тебе назло и явится, за дверью вновь ожил до сих пор не проявлявший себя Ангел. - Спайк, - требовательно прорычали снаружи, - я точно слышу два голоса! Два мужских голоса! Молодой вампир, которому, по всей видимости, уже надоело пререкаться с Гранд-Сиром, крикнул: - Отвали, Пуф, я занят! Спайк явно не подумал хорошенько над тем, что именно он сказал, зато за дверью воцарилось потрясенное молчание. Видимо Ангел складывал два и два, и пришел к выводу, что будет пять. Послышалось страшное рычание, и с трудом узнаваемый голос Ангела яростно известил их: - Ну, все! С меня хватит! Спайк, после того, как я раскрыл тебе свою душу, ты, как последняя шлюха, притащил мужика в мой кабинет! Все, я выбиваю дверь.
Спайк и Ганн обменялись паникующими взглядами. Им настолько живо представилась реакция Ангела, когда он обнаружит присутствие бывшего охотника на вампиров рядом с объектом своей страсти, что они даже не подумали о возможности побега через лифт. Оба медленно попятились от двери, пока не вжались в стол, перегородивший им дальнейшее отступление. - И помоги тебе Бог, если ты что-то делаешь с этим сукиным сыном на моем столе!!! - между тем выкрикнул Ангел последнюю угрозу. Услышав слово "стол", оба как по команде оглянулись назад и, увидев, что практически упираются в него, отскочили в разные стороны.
Снаружи воцарилась подозрительная тишина. - Мы же оба прекрасно знаем, что ничего не было, - вытирая моментально вспотевшие ладони о брюки, занервничал Ганн. - Ага, скажи это Персику, - с предательской дрожью в голосе откликнулся Спайк, не сводя глаз с двери. - Когда он увидит, что мы одеты, он сможет мыслить рационально, - попытался убедить вампира человек. - В таком состоянии Персик всегда напоминал мне сошедший с рельсов поезд. Как ты думаешь, Чарли-бой, сколько рациональности у локомотива? Ответ легко можно было прочитать в моментально наполнившихся ужасом глазах парня.
Адреналин делает удивительные вещи с человеческой психикой. В случае с Ганном, адреналин позволил тому задействовать до этого мирно дремлющие участки мозга. - Лифт! - победно выдохнул он, - Мы можем уйти через лифт! Возможно, вспомни он об этом на полминуты раньше, у них бы все и получилось. Но в ту же самую секунду двери словно взорвались, разлетаясь беспорядочными обломками по всей комнате. Ганн со Спайком пригнулись. Когда же они вновь подняли головы, то одна и та же мысль одновременно пришла им в голову: "Ну почему я не подумал о побеге через окно?" На пороге, во всей своей вампирской красе, с оскаленными клыками и в развевающемся от непонятно откуда взявшегося в здании сквозняка кожаном плаще стоял разъяренный Ангел.
Вампир обвел комнату тяжелым взглядом, который остановился на парочке, замершей по обеим сторонам от его стола - Спайк практически вжался в окно, Ганн стоял в двух шагах от дверей лифта. Никто не проронил ни слова. Ангел втянул носом воздух и заметно расслабился, не уловив запаха возбуждения. Все еще храня молчание, Гранд-Сир быстро прошел в комнату. Спайк метнул взгляд за плечо, оценивая вид, открывавшийся из окна, а также высоту, на которой они находились. Чем ближе к нему приближался старший вампир, тем все более и более привлекательной казалась ему идея побега через окно.
Спайк и Ганн едва не подпрыгнули, когда сухой голос Ангела резанул вопросом: - Как ты сюда попал? - Сквозь чертову дверь, придурок! - буркнул Спайк. - Не ты, - поморщился второй вампир. - Ганн, я к тебе обращаюсь. Что тебе понадобилось в моем офисе, и как ты здесь очутился? - На лифте приехал, - слегка срывающимся голосом ответил Ганн. - И-и-и..? - протянул Ангел, явно дожидаясь ответа и на второй вопрос. Молодой адвокат отвел глаза.
Спайк отошел от окна и присел на краешек стола: - Отстань от парня, Персик. Ангел резко повернулся в его сторону и, с трудом сдерживая гнев, прошипел: - А тебе, Спайк, лучше заткнуться и не лезть не в свое дело. С тобой я еще разберусь. При этом на секунду на его лице появилось мечтательное выражение, которое испарилось, когда вампир вновь повернулся к Ганну: - Почему бы тебе не присоединиться к вечеринке? Нам со Спайком нужно кое-что обсудить. С глазу на глаз.
Спайк метнул на довольного, что он так легко отделался, парня паникующий взгляд, в котором явственно читалось: "Не оставляй меня здесь одного с этим маньяком!". В ответ тот просигналил: "Продержись до прихода кавалерии!" С обреченным видом младший вампир следил за удаляющейся спиной адвоката. Когда тот исчез из вида, голос торжествующего Ангела пропел: - Ну, вот мы, наконец, и одни. - Персик, если ты внезапно решил податься в активисты голубого движения планеты, отлично! Вот тебе мое благословение. Но не думай, что со мной у тебя есть какие-то шансы.
Неожиданно Ангел резко сменил тему разговора: - Я слышал, ты научился всяким фокусам. Спайк горделиво надулся, на секунду забыв, с кем он разговаривает, и в каком состоянии пребывает его собеседник: - Ты не представляешь, как это круто! У меня получается все лучше и лучше. Я теперь могу двигать всякие предметы, поднимать всякие мелочи, вроде чашек, ручек. Главное сконцентрироваться и... - Я уверен, - промурлыкав, перебил его Ангел, - что твоей концентрации нам хватит не только для поднятия чашек. Когда до Спайка дошло, на что намекает ласково улыбающийся ему Гранд-Сир, он словно ошпаренный отпрыгнул в сторону от приближающегося к нему вампира.
Спасение явилось в облике Банды Клыка, в полном составе ввалившейся в офис Ангела. Последний в бессильной досаде возвел очи к небу и приготовился к Разговору. Заглавная “Р” была буквально нарисована на лицах Уэсли и Фред, которые едва не лопались от желания поскорее поделиться с остальными своим открытием. Тот факт, что обоих при этом еще и здорово штормило, не остался скрытым от глаз босса, но он тактично промолчал.
Спайк с отчаяным весельем человека, которому терять больше нечего, разглядывал живописную группу. Ганн, хитро ухмыляющийся и косящий в сторону рабочего места шефа, до невозможности понурый Лорн, с покаянным видом качающий головой, и вдрызг пьяные начальники отделов безопасности и исследований. Уэсли еще кое-как держался на ногах, правда с изрядным креном то в одну, то в другую сторону, а вот Фред, не будь она прочно зажата под мышкой у бывшего наблюдателя, давно бы уже рухнула на пол.
Заплетающимся языком, но решительным тоном, Фред провозгласила: - Ангел, ты делаешь ужасную ошибку! - Да-да-да! - поправляя поминутно сползающие на нос очки, встрял Уэс, - Ангел, не отпирайся, Ганн нам все рассказал! - И что же он вам рассказал? - скрестив руки на груди, протянул Ангел с глубоким сарказмом. Фред отважилась отцепиться от непрочного причала в виде локтя Уэса и, размахивая руками для поддержания равновесия, с весьма решительным видом направилась к боссу. Подойдя вплотную и вытянувшись перед ним во весь свой росточек, она обличительно ткнула ему в грудь пальцем: - Что ты бессознательно… э-э-э… основательно... - Определенно, - помог ей Уэс. - Да! Определенно хочешь Спайка!!! - Фред шмыгнула носом и возмущенно-обиженно добавила, - Ангел, он же привидение!!! Спайк в своем углу закатил глаза и покачал головой.
На него никто не обратил внимания, а Фред разойдясь не на шутку, продолжала обличать соратников: - Это все Лорн виноват! Он избавил себя от необходимости спать, а заодно и всех нас от свободной воли. Ганн метит территорию, - пальчик с острым ноготком начал поочередно тыкать в пострадавших, начиная с пристроившегося было рядом с напольной вазой темнокожего парня. – Мы с Уэсом упились с полбутылки пива на двоих, Спайк.... хм, Ганн, я опять забыла, что там с ним не так? - Он выглядит слишком довольным жизнью, - буркнул тот. - Вот! У Спайка хорошее настроение, – просияла Фред, - а ты, Ангел, мечтаешь затащить его в постель! Ангел поджал губы и сделал попытку защититься: - А что в этом ненормального? Как будто никто из вас не мечтает о том же! Фред зарделась красным, Ганн и Лорн словно по команде смущенно потупили взгляды, но, будь у них кожа чуть более бледной окраски, то они наверняка полыхали бы как майские розы вместе с девушкой, Уэсли же, наоборот, немного спал с лица. Неизвестно откуда взявшаяся, явно подслушивавшая до этого момента, Ева ехидно рассмеялась: - Но мы не делаем это достоянием общественности.
В кабинете поднялся невообразимый гам. Пергидрольный призрак, попавший в центр обсуждения, откровенно наслаждался неожиданными откровениями, тихо сидя на краешке стола и не встревая в спор. Ангел, которому явно надоело спорить, громко рявкнул, призывая всех к тишине. После чего Уэсли, Фред и трезвая Ева, которая уже явно жалела, что не накачалась спиртным, когда была такая возможность, были отправлены разыскивать законсервированный сон Лорна, самого зеленого демона поручили присмотру Ганна, а Спайк, не смотря на то, что и так за все это время не проронил ни слова, получил указание заткнуться и был согнан со стола явно разобиженным на него Ангелом.
В комнате воцарилась тишина, изредка прерываемая порывистыми вдохами со стороны Ангела. Ганн маялся, меряя шагами комнату и передергивая плечами всякий раз, как он ловил предостерегающие взгляды вампиров. Лорн съежился в одном из кресел возле стены и старался казаться незаметным. Вечеринка, по всей видимости, достигла своего апогея, потому что крики, доносящиеся из холла, слышались все явственнее и явственнее. Время тянулось медленно. И в тот момент, когда ожидание стало невыносимым, в кабинет вломилась большая группа демонов во главе с Себасисом.
После вполне привычного обмена угрозами, взаимными обвинениями и предъявления оружия, Ангела вывели из комнаты в окружении весьма недружелюбно настроенных охранников. Ганн и Лорн последовали за ними. Спайк после секундного размышления решил, что просто не имеет права пропустить такое событие, как прилюдное линчевание Персика, и присоединился к толпе зевак. Однако он старался держаться поближе к происходящему, пытаясь убедить себя, что делает это скорее из любви к хорошему шоу, нежели из опасения, что Пуфу и в самом деле снесут голову, после чего Спайк действительно может остаться единственным Мастер-вампиром в ордене. Как ни заманчиво это было, он все же предпочел бы оставить этот почетный пост Ангелу.
Он совершенно не удивился, когда вместо цивилизованной казни, события, обычно, размеренного и полного всевозможных ритуалов и многовековых традиций, в холле «ВиХ» разыгрался трагикомичный фарс, перешедший в банальную драку. В принципе, у него никогда не возникало сомнений в способностях Персика затеять потасовку практически на ровном месте: Спайк, как истинный уроженец Уэльса, считал, что ирландцы и мордобой это практически синонимы. Он уже предвкушал захватывающее зрелище шикарной долгой махаловки - Персик любит, чтобы все было эффектно и красиво, - но его мечтам не суждено было сбыться. Какой-то явно переборщивший со стероидами зеленый тип сиганул откуда-то сверху в самую гущу драки и, не особенно разбираясь, кто тут чужой среди своих, а кто свой среди чужих, уравнял их права – по шее схлопотали все без исключения, в том числе, к неимоверной радости Спайка, и грозный Пуф.
Зеленый верзила попытался отправить следом за летунами и Спайка, но тот, с откровенным злорадством понаблюдав пару секунд за тем, как огромная лапища проходит сквозь него, от всей души сам съездил нахалу по физиономии. Монстр ему попался обидчивый, поэтому некоторое время, успешно забыв обо всех находящихся в зале, тот гонялся только за белобрысым призраком. Нанеся залу столько разрушений, сколько было возможно без риска для несущих конструкций, Спайк скрылся от преследователя, пройдя сквозь стену. Вернулся он другим путем и был несказанно доволен открывшейся ему картиной.
Без должного стимула для ищущей выход агрессии, гибрид сильно протухшего Франкенштейна и создания доктора Моро переключил свое внимание на следующую по заманчивости цель – Себасиса. Тот бегал гораздо хуже Спайка, а повторить смертельный номер с проходом сквозь стену мог лишь только с посторонней помощью и с нужным ускорением. Поэтому не прошло и десяти минут, как Себасис был зажат в угол, откуда теперь доносилось его испуганное верещание. Зеленый громила тянулся к нему с явно недружелюбными намерениями, а вновь объявившийся на месте ристалища Ангел без особого успеха пытался оттащить зеленую тушу от трясущегося от страха высокородного кровососа. Спайк не удержался от комментария действий Ангела: - Фу! К ноге! Хороший песик, выплюнь бяку, еще отравишься.
В момент, когда, казалось, ничто уже не спасет ни Себасиса, ни вечеринку от полного и окончательного фиаско, в зале появились Фред с Уэсом, которым, судя по тому, что Евы поблизости не наблюдалось, удалось скрыться от назойливой посредницы. Не теряя ни секунды, они решительным шагом приблизились к ошарашено взирающему на творящийся вокруг беспредел Лорну, и, прежде чем кто-нибудь успел среагировать, Фред выстрелила из странного пузатого пистолета прямо в голову бывшему владельцу “Карритас”. - Там. Там. Там-там. Там. Там-там. Там-там. Там-там, - быстро пронеслась в голове Спайка мелодия траурного марша. - Конец зеленому, - подумал он, наблюдая, как безжизненно падает на пол тело Лорна, - а ведь я к нему почти привык. От грустных мыслей его отвлек подоспевший Ганн, который, задумчиво окинув взглядом распростертое на полу тело, изрек: - Мда… Надо бы его куда-нибудь перенести, что ли… Пусть выспится как следует. Тогда Спайк, наконец, сообразил, что Лорна никто не собирался убивать. Ему просто вернули способность спать.
Материализовавшееся подсознание демона-эмпата растаяло в воздухе, едва Лорн вновь обрел свой сон. Служащие получили возможность продолжить свое веселье, Себасис, сославшись на усталость, отбыл вместе со своей свитой, а Банда Клыка вновь дружно переместилась в офис Ангела. Действие внушения Лорна прошло, и все чувствовали себя явно не в своей тарелке. Фред грустила, забравшись с ногами в кресло, Уэсли угрюмо молчал, стоя позади нее, Спайк со все еще блуждающей на губах улыбкой сидел на краешке стола Ангела и смотрел в огромное, во всю стену, окно, на восход солнца. Очень пристыженный Ганн стоял, прислонившись к застекленной стене, и старался ни с кем не встречаться взглядом.
Неожиданно Ганн повернулся к Уэсу: - Я вот только одного не могу понять, почему приказ Лорна подействовал только на Ангела, а Спайка не задел? - Хм, хороший вопрос, - задумался Уэс. – Я думаю, что благодаря воздействию на волю Спайка, которое произошло ранее, он приобрел своеобразный иммунитет к дальнейшим внушениям. Кстати, этим же можно объяснить и необычайную агрессивность и настойчивость Ангела в попытках достичь... - экс-Наблюдатель прокашлялся, - ... желаемое.
- Ты хочешь сказать, - встрепенулась Фред, - что в данном случае сыграл свою роль закон сохранения энергии? - Именно, - серьезно кивнул англичанин. – В тот момент, когда Спайк отразил направленное на него внушение, энергетический поток, питающий способности Лорна, начал искать подходящий сосуд, коим и оказался Ангел. - Ангел еще не успел выработать иммунитет, и весь остаток энергии устремился к нему, - понятливо кивнула Фред.
Ангел, которому, по всей видимости, совершенно не нравилось подобное обсуждение того, как он провел этот вечер, начал энергично выставлять всех из офиса, под предлогом того, что Лорну нужно дать спокойно поспать. - Ой, Пуф, да его сейчас и из пушки не разбудишь, - хихикнул Спайк со своего места. - Так, похоже на него не подействовала отмена внушения, - уже у самого выхода обратился к Уэсли Ганн. Спайк успокаивающе махнул рукой, опережая вопрос экс-наблюдателя: - Все уже давно выветрилось, Чарли-бой. Мне просто по-настоящему смешно. Облегченно кивнув, адвокат вышел из комнаты, увлекая за собой остальных. В офисе остались только Ангел, Спайк и спящий Лорн.
Хозяин кабинета поморщился: - А тебя, Спайк, нужно просить особо? - Ой, Персик, я поверить не могу, что ты с такими манерами действительно на что-то надеялся этой ночью. Ангел, сжав кулаки, и с трудом сдерживая ярость, навис над ним и дрожащим голосом прошептал: - Если ты еще когда-нибудь вспомнишь об этом инциденте, Спайк, то я... - Ну и что ты мне сделаешь? - лениво поинтересовался Спайк. – Запугаешь до смерти страшными историями? Ох, прости, должен тебя огорчить, я и так мертв. Мертвее просто некуда. - Ну, зачем "страшными историями", - ухмыльнулся в ответ Ангел, - у меня всегда остается в запасе хорошо известный амулетик. Кладбищ вокруг Лос-Анджелеса навалом - пара ударов молотком и я буду навсегда избавлен от сомнительного удовольствия лицезреть тебя сутками напролет. - Удар ниже пояса, и ты это прекрасно знаешь, Чемпион, - поморщился вредный призрак. – Хотя, давай, действуй. Интересно, как скоро тебе отвалят почетный приз, если ты угрохаешь спасителя мира, а? Я так и вижу афиши на стенах! «Внимание! То, что не удалось Истребительнице вкупе с Изначальным, с успехом осуществил могущественный Пуф!!!» - Спайк, а ты можешь орать еще громче? Тебя, наверное, еще не все мои давно почившие родственники за океаном слышали? И вообще, Лорн спит. Слезь с моего стола и проваливай отсюда, - прошипел Ангел, прекрасно зная, что стоит ему отреагировать на подначку неугомонного внучка, и новая грандиозная склока будет не за горами. - Окей, окей, - так же шепотом ответил Спайк, примирительно вскидывая руки вверх, - уже ухожу. Не ожидавший, что призрак сдастся так быстро, Ангел с легким удивлением наблюдал, как блондин медленно поднялся и размашистой походкой направился к выходу. Спайк уже был на самом пороге, когда громкий шепот Ангела достиг его слуха: - Ничего не было, Спайк! Запомни это! Он сокрушенно покачал головой: "Чертов Пуф в своем репертуаре", - и ничего не ответив, отправился искать уголок поспокойнее в просыпающейся с рассветом конторе.
- Хм, забавно, - протянул бледный мужчина в костюме Викторианской эпохи, который, скрестив руки на груди, незаметно стоял возле стены пустого холла и смотрел вслед удаляющемуся призраку. - Я думал, перчинки будет побольше. Ох, уж мне эти вампиры с душой. С ними никогда и ничего не идет по плану. Правда я еще только разогреваюсь для настоящей игры. Тихонько рассмеявшись, мужчина медленно растаял в воздухе.
---------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
- О! Кровавый ад! Я сплю здесь, ты, чертов лысый придурок! - заорал на весь офис белобрысый призрак, в последний момент взвиваясь с кресла, в которое уже садился плотно сбитый служащий. - Давай-давай, проваливай отсюда, - ворчал тот, положив дипломат на стол и выуживая из него толстые бумажные папки. - Мне работать нужно. Спайк еще пару минут послонялся по кабинету, пытаясь заставить толстяка переместиться куда-нибудь в другое место. Однако тот погрузился в чтение документов и не обращал на беснующегося вампира ни малейшего внимания.
Подобные происшествия повторялись с завидной регулярностью практически каждое утро. Он устал, ему никак не удавалось выспаться, он чувствовал себя беспомощным, столкнувшись с черствостью бюрократов, которыми буквально кишела эта контора. Этим утром он решил, что с него хватит. Позорного пробуждения подобного сегодняшнему у него не случалось уже давно. За более чем сто лет нежизни ему довелось просыпаться во всевозможных ситуациях.
Его будила Баффи, подкрепляя жизнерадостное "Утро, Спайк! Мне нужна информация" ударом маленького, но крепкого кулачка. Райли, находясь в настроении разъяренного племенного быка, устроил ему однажды мерзостную побудку, всадив пластиковый кол ему в сердце по самую рукоять. Инициатива внесла свой вклад в его коллекцию незабываемых пробуждений. Железный дровосек Адам чуть не сделал его заикой на всю оставшуюся нежизнь, эффектно нарисовавшись словно из предрассветного тумана в его склепе. И этот список уходил в бесконечность.
Однако унижения подобного сегодняшнему с ним еще не случалось. Он, черт возьми, Мастер-вампир. Пусть и призрачный. Он совершенно не привык к тому, что его можно просто игнорировать. Его ненавидели, боялись, смеялись над ним, делали объектом шуточек, били, ласкали, любили, в конце концов. Но никогда, никогда не игнорировали. Так или иначе с его присутствием всегда считались или, по крайней мере, вынужденно мирились. Здесь же он почувствовал себя никем. И ничем. Он даже поспать толком не мог, чтобы на него не свалили кучу пыльных папок, прошли насквозь или попытались опустить жирную конторскую задницу. Приняв решение, белобрысый призрак кивнул самому себе и целеустремленно направился к лифту.
Ангела он нашел быстро. Точнее наткнулся на него всего через несколько минут активных поисков на президентском этаже. Прицепиться к нему и, начав с парочки хороших залпов по пуфскому самомнению, полностью завладеть его вниманием тоже не составило огромной проблемы. Сложнее было просить. Для Спайка это было настоящим унижением - словно последний миньон молить Сира о подачке. Однако за последние месяцы ему пришлось освоить и науку пресмыкания.
Он хотел жить. Если он не мог жить, то хотя бы существовать. Еще ни одно существо в мире так не цеплялось за жизнь, как он. И хотя он был готов заплатить не всякую цену за собственное выживание, но раз уж так получилось, что он завис между мирами, не в силах распоряжаться даже собственной свободой передвижения, то почему бы ему и не позаботиться хоть о некотором комфорте для себя?
А как же гордость? К чертям собачьим гордость. Он уже понял, что здесь, в этом городе, на этом клочке оскверненной земли, чтобы что-то получить ему придется не просто кричать громко, а вопить, рискуя разорвать легкие и повредить голосовые связки, только чтобы его услышали. Или хотя бы заметили. Он благоговел перед Лорном и его изобретательностью. Действительно, даже если население Лос-Анжелеса при виде зеленокожего демона с кокетливыми красными рожками и обзаводилось слаженно избирательной слепотой, то не заметить обладателя ярко зеленого пиджака, малиновой рубашки и синего галстука было просто невозможно.
Спайк не мог похвастаться подобным оперением экзотической птицы какаду. На нем все еще была та же одежда, в которой он погиб. Любимый стиль - черное на черном. Возможно, будь он в состоянии внести хоть какие-то изменения в свой внешний вид, он бы и рискнул. Но были две причины, препятствующие ему в этом.
Во-первых, фокусы, которым он волей-неволей научился у Павейна, ограничивались лишь играми в “раздень-одень вампира”. Он не мог изменить ни малейшей детали в своей одежде. Он выяснил это, когда пытался в качестве эксперимента изобразить на своей футболке надпись "Не всякий Голубь..." Он слышал эту шутку от парочки русских туристов много лет назад во время памятного пребывания в Праге. Славянами они с Дру неплохо пообедали, а фразу он запомнил почти полностью, кроме последней части, описывающей, через что конкретно не долетит Голубь. Правда в оригинале фраза звучала несколько иначе, но Спайку нравилась его собственная трактовка.
Во-вторых, даже если бы ему и удался фокус с одеждой, он все равно сомневался, что это сильно повлияло бы на отношение к нему окружающих. Ничто не могло изменить тот факт, что он оставался бесплотным призраком. Он не принадлежал даже самому себе, и это выводило его из себя. Полное бессилие хоть как-то повлиять на собственную судьбу бесило его, а невозможность выместить злость, основательно набив кому-нибудь морду, словно дергала его за невидимый поводок шипастого ошейника. Каждый шип врезался в его самолюбие, осаживал неистовую страсть быть свободным и до крови раздирал его гордость. Словно напоминание о том, что он когда-то воспринимал как должное, как истину, как непреложное право. Право, которое у него грубо отобрали в обмен на возможность призрачного существования. Ощутимый довесок к списку всех его провалов и неудач.
Спайк отогнал мрачные мысли прочь. Не стоило добавлять эту синильную горечь к своему и без того далеко нераспрекрасному настроению. У него была ясная и четкая цель - выбить у Ангела место под солнцем. Иными словами, ему нужно было место, которое было бы его собственным. Куда он мог бы приходить, когда захочет, оставаться там столько, сколько захочет и заниматься там тем, что ему взбредет в голову.
Однако Персик почему-то уперся. Спайк, прекрасно знающий о скупости Пуфа, сразу потребовал себе этаж. Не то, чтобы он действительно надеялся получить все то, что с такой наглой самоуверенностью потребовал для себя, но за годы споров с Ангелом, он выработал себе простую, но, тем не менее, всегда оправдывающую себя тактику: если торговаться, то по-крупному. Потому что, чем несбыточнее была первая просьба, тем больше была вероятность того, что Персик хоть немного пойдет на уступки. В настоящий момент они вяло препирались на тему, что Спайку офис Уэса не видать как своего отражения, и настырный призрак уже подумывал о том, чтобы уменьшить ставки в игре. Однако все пошло совсем не так, как он планировал. Лучше. Намного лучше.
Заметив, что Ангелу сейчас явно не до его проблем, что обычно было верным признаком того, что от Персика не допросишься и снега, даже если тот будет стоять по пояс в сугробе, Спайк решил дать ему передышку. Короткую. Пару минут. Пусть Персик поволнуется, почему его Дитя так быстро прекратило его донимать, и не значит ли это, что Спайк уже в процессе осуществления какой-нибудь очередной мерзкой проделки, и, даже если это и так, то когда он вернется?
Ангел уже достаточно давно знал своего внучка - хотя в последнее время все чаще и чаще оговаривался, называя того "Дитя" - чтобы не понимать, что Спайк вернется. Со старым вопросом, но с новыми аргументами. Такая уж у него была небольшая особенность характера. Так что дать Гранд-Сиру короткую передышку никак не шло в разрез с планами блондинистого призрака.
Оставив за собой последнее слово во все усиливавшейся перебранке, довольный собой Спайк прикидывал про себя, сколько потребуется времени, чтобы Персик, наконец, созрел для положительного ответа, когда до его слуха долетело щебетание идиотки Хармони. Боги! Как он мог забыть, что даже случайное появление поблизости от ее стола уже было чревато очередным раундом выяснения отношений, которых, если задуматься, вообще никогда не существовало в природе. Решив раз и навсегда поставить жирную точку над всеми, даже потенциальными, "i", Спайк разразился было речью, но вампирша перебила его, заявив, что у нее есть для него посылка. Пару мгновений он тупо смотрел на нее, дожидаясь, когда эта невероятная информация осядет у него в голове. Кто-то прислал для него посылку. Посылка для призрака. У Харм. Посылка. Для него.
Поймав себя на пугающем факте, что поток мыслей становится пунктирным, Спайк приблизился к ней. Может это дурацкий розыгрыш? Но он не помнил, чтобы День Дураков когда-нибудь отмечали осенью. Хармони между тем извлекла из недр своего бюро средних размеров коробку, заявив при этом, что она увесистая. День определенно приносил все новые и новые сюрпризы. После короткого совещания на тему, кто будет вскрывать подозрительную бандероль, в ходе которого Спайк с успехом отвертелся от этой сомнительной чести, напомнив Хармони, что он все еще привидение, вампирша вооружилась канцелярским ножом и надрезала верхний край.
Во время этого действа Спайк постарался отступить как можно дальше от нее, не привлекая при этом внимания. Он не хотел рисковать. Слишком загадочным и подозрительным было все происходящее. Конечно, в его нематериальном состоянии ему мало, что могло навредить, но вряд ли бы он просуществовал больше века, не обладай хотя бы малой толикой осторожности. Ничего удивительного, что после всех его приключений крохотные ростки подозрительности проросли и заколосились чудесной полноценной паранойей.
Хармони между тем откинула крышку коробки. Спайк затаил дыхание... и ничего, кроме короткого негромкого хлопка, сопровождающегося вспышкой яркого света, не произошло. По шкале разочарований это потянуло баллов на восемь. Хотя с другой стороны, может, оно и к лучшему. Петарда в коробке вполне могла оказаться и чем-нибудь похуже. А так - просто шутка. Идиотская причем.
С некоторого времени Спайк принял решение не удивляться больше ничему происходящему в этой конторе, поэтому он без особых усилий выбросил из головы все мысли о странной посылке, одновременно вспомнив, что за дверью “номер один” томится в ожидании продолжения банкета вампир, от одного слова которого будет зависеть, где и с какой степенью комфорта Спайк проведет следующую ночь в "Вольфрам и Харт". Махнув рукой Хармони, Спайк решительным шагом направился к недавно отремонтированным дверям в офис Персика, намереваясь пройти недвусмысленно закрытую дверь насквозь. Он уже приготовился к ощущению легкой прохлады и низкого гула в ушах, что происходило всякий раз, когда он проходил сквозь неодушевленные предметы, но вместо этого он на полном ходу впечатался в дверь и, получив увесистый удар по носу, растянулся на полу. Похоже, странности дня еще не закончились.
Спайк лежал на полу, пытаясь справиться с головокружением, которое явилось следствием его встречи с неправильной дверью в офис Ангела. Или… Неужели Пуф нашел какой-то способ запечатать проход в свой кабинет даже для призрака? Нет, тогда бы он точно не преминул воспользоваться возможностью поделиться с ним этой радостной новостью. Он чувствовал, что разгадка лежит на самой поверхности. Стоило лишь протянуть руку... Руку? Туман в голове окончательно рассеялся, и Спайк с удивлением почувствовал, что лежать на холодном жестком полу не так уж и удобно.
Но этого не может быть! Он не должен чувствовать холод. Не может. Он уже и забыл, что такое материальный мир. Предметы, стены, даже пол, по которому он перемещался, были для него чем-то вроде абстрактной субстанции, которая в одно мгновенье может быть вязкой и тягучей, а в следующее превратиться в невесомое неосязаемое облако, которое расступалось, когда он проходил сквозь него. Первое время он никак не мог избавиться от неприятного ощущения, что пол вот-вот разверзнется под его ногами, словно поросшая осокой болотная кочка, ступив на которую, неосторожный путник с запоздалым ужасом понимал, что его ноги погружаются в бездонную голодную трясину. Потом он привык и практически перестал замечать прогибающуюся под подошвами его ботинок материю овеществленного мира.
От носа к губам потекла холодная струйка, ударившая по его органам обоняния ни с чем не сравнимым запахом крови. Еще одна загадка – он вновь различал запахи не только на уровне хороший-противный, парфюм-вареный лук, но охватывая тончайшие оттенки из внезапно окружившей его какофонии запахов. Он мог выделить любую, даже самую тонкую, вязь незнакомого запаха. Отличить запах человека среди более сотни уникальных запахов различных демонических рас. Более того, он мог в точности определить не только, в каком настроении пребывает объект анализа, но и что он ел на завтрак, здоров или болен и, даже, когда он в последний раз занимался сексом.
Спайк мысленно подвел итог: к нему вернулось вампирское чутье, он вновь ощущал реальный мир и был уверен, что проблем с взаимодействием с ним у него больше не возникнет. Несколько смущала легкая прозрачная пелена перед глазами, но он списал это на побочный эффект от проверки двери на прочность, который должен был пройти в любой момент. Сложить два и два не составило большого труда. Он больше не был гребаным призраком!
В тот же миг, как это озарение весомой благодатью обрушилось на его неизбалованную подобными подарками судьбы голову, дверь офиса Ангела приотворилась, и на пороге возник взъерошенный Персик, удивленно уставившийся на растянувшегося перед ним пергидрольного приз… вампира. Ангелу не нужно было разжевывать, какие конкретно перемены произошли в течение тех коротких минут, когда Спайк отстал от него. Ему было достаточно одного взгляда в широко распахнутые и все еще растерянные глаза, в которых сквозь небесную акварель уже пробивались всполохи торжества и сумасшедшей радости, чтобы в глубине души Ангел догадался, что произошло с его Дитя. Однако он все еще отказывался верить своим глазам.
Спайк не замедлил протянуть руку помощи рассудку Ангела, у которого он явно сбился с шага и теперь пытался догнать ушедших далеко вперед интуицию и инстинкт. Пергидрольный-теперь-уже-снова-вампир вскочил на ноги, расплылся в широченной улыбке и немедленно накинулся на Гранд-Сира. Получив пару чувствительных тычков пальцами под ребра, Ангел решил, что с него хватит и пора прекращать бесплатное шоу для всех проходящих мимо сотрудников, которое устроил его внучек. “Не Дитя!!! Я отказываюсь даже вспоминать, что создал этого пронырливого монстра своими руками… клыками…!! Гр-р-р!!!”, - пронеслась в голове Ангела лихорадочная мысль, полная вселенского раскаяния. Вслух же он прорычал: - Прекрати меня лапать, Спайк! Тот нисколько не обиделся, тем более что к ним подошел Ганн, который всегда был дружелюбнее настроен к белобрысому вампиру, нежели его собственный Гранд-Сир. Видимо вспомнив это, Спайк тут же бросился на шею ничего не понимающему адвокату, заключив обалдевшего от подобной наглости парня в стальные вампирские объятия.
Наконец, Спайк отлип от молодого человека. У блондина кружилась голова от состояния полной, ничем не сдерживаемой эйфории, в которой он находился с той самой секунды, как понял, что вернулся в мир живых. Он словно заново родился и открывал для себя новый мир. Каждое прикосновение, каждый звук и запах заполняли все его существо до краев, даже с перехлестом через край, и, накрыв вампира волной чувств, отступали, чтобы следующая волна могла затопить его снова. Когда очередная подобная волна вновь нахлынула на него, его внимание снова вернулось к запаху крови, который остался висеть в воздухе заманчивой приманкой. Это была его собственная кровь, расплескавшаяся пересыхающим ручейком от его разбитого носа к верхней губе. Что напомнило ему о...
Вырвав из рук не ожидавшего такой наглости Ангела кружку с кровью, он в три глотка жадно проглотил содержимое. "Да! О, да! Персик, да ты гурман! Нектар! Гребаная амброзия!!!“ Последнюю мысль он озвучил, поделившись ей со все еще потрясенными Ангелом, у которого в глазах бился вопрос: “Какая сволочь подложила мне такую здоровенную свинью и оживила этого паршивца?”, и Ганном, все еще не пришедшим в себя от благой вести, что призраков, зашедших на огонек в его ванную, больше не будет. Чарли продолжал что-то неразборчиво бормотать себе под нос, и Спайка посетили нехорошие подозрения, что молодой адвокат был не так уж и недоволен его визитами и подначкам.
Пока Спайк пытался прикинуть, какие выгоды можно извлечь, сыграв на расположении к его скромной персоне Чарли-боя, к ним подошла чем-то жутко недовольная Хармони. “Босс, у нас плохие новости” было буквально написано на ее лице. Едва она приблизилась к ним, как Ангел скривился: - Хармони, что происходит с телефонами? Неужели у нас в штате недостаточно секретарш, чтобы отвечать на звонки клиентов? - Я ничего не могу поделать, Бос! - в отчаянии всплеснула руками вампирша. – Похоже, все телефоны просто взбесились! - Ну, так отключите их! - заорал на нее разъяренный вампир, жестами призывая ее немедленно приступить к решению проблемы. Явно расстроенная таким обращением Хармони практически убежала выполнять приказ начальника, по пути едва не налетев на спустившуюся с лестницы Фред, которая направлялась к группе, собравшейся возле дверей в кабинет Ангела.
Темноволосый вампир жестом пригласил всех войти и сам первым подал пример, скрывшись в своем офисе. Все последовали за ним, а Ганн, замыкавший шествие, плотно закрыл за собой дверь. Ангел сел в свое кресло, остальные расположились рассеянным полукругом перед ним, кто сидя, кто стоя. - Ангел, в исследовательском отделе вся электроника словно сошла с ума, - с места в карьер начала Фред, - мы ничего не можем сделать, чтобы исправить ситуацию. На всякий случай мы полностью отключили питание, но без аппаратуры много мы не наработаем. - Судя по всему, - подал голос Ганн, - подобное происходит сейчас по всему зданию. Я как раз по этому поводу к тебе и направлялся, раз уж приходится исполнять обязанности Уэса. Ангел, ты не в курсе, что происходит? - Я пока не знаю, - поморщился старший вампир. - С тех пор, как Спайк материализовался, я вообще уже ничего не понимаю. - Как? – взгляд Фред уперся в стоящего рядом блондина.
Тот рассмеялся и, подскочив к ней, поднял на руки и закружил. Поставив девушку на ноги, Спайк крепко ее обнял и прошептал: - Я обещал тебя обнять, а я привык держать слово. - Как это случилось, Спайк? - чуть покачнувшись, когда он отпустил ее, пролепетала она. - Вы не знали? - удивился Ангел. - Но я подумал, что это результат очередного твоего опыта, Фред. - Я все еще бьюсь над этой проблемой, Ангел, - ответила все еще ошеломленная девушка. - Видимо кому-то повезло больше. - Как тебе это удалось, Спайк? - резко спросил Ангел, не сводя настороженного взгляда с белобрысого вампира. - По почте получил, - хохотнул тот. - Буквально десять минут назад. - Хм, амулет тоже пришел по почте, - задумчиво протянул Ангел. Все, находящиеся в комнате, обменялись встревоженными взглядами, даже улыбка Спайка немного поблекла.
В наступившей тишине стук в дверь прозвучал неожиданно громко, заставив Фред слегка подпрыгнуть, а Ангела недобро сощуриться. После короткого "Войдите" в комнату с извиняющейся кривой улыбкой проскользнул щуплый человечек неопределенного возраста и наружности в сером ничем не примечательном костюме, подошел к Ганну и, передав ему короткую записку, едва ли не бегом ретировался из кабинета. Исполняющий обязанности начальника безопасности ВиХ быстро пробежал глазами клочок бумаги и поделился новостями с остальными присутствующими: - Ребята Уэса сейчас опрашивают персонал конторы. Согласно показаниям служащих, сбои в технике начались около четверти часа назад. Что примерно совпадает по времени с моментом получения Спайком посылки. Кстати, Спайк, это был очередной конверт? Что там было внутри? Блондин небрежно пожал плечами: - Нет, посылка. Здоровенная такая коробка. Только в ней ничего не было.
Ангел резко подался вперед в кресле: - Ты уверен? Совсем пустая? Никакого амулета, надписи, каких-нибудь рун с внутренней стороны не заметил? Спайк, уже слегка раздраженный допросом, огрызнулся: - Ничего! Но если хочешь, можешь покопаться в корзине для мусора и, если найдешь, лично осмотреть эту чертову коробку хоть под микроскопом. - Спайк, - успокаивающе протянула Фред, - мы тебе верим. Просто это все настолько неожиданно, что мы не знаем, что и думать. Если ты заметил что-нибудь странное, это могло бы здорово нам помочь. Белобрысый вампир коротко кивнул ей, заметно успокаиваясь: - Открывала коробку Харм. Я только подошел поближе, чтобы посмотреть, что нынче шлют по почте призракам, но там было пусто. Правда, сначала из нее с хлопком, как от петарды, полыхнуло короткой яркой вспышкой. Я решил, что это очередная шутка здешних умников, а дальше вы знаете.
Ганн ненадолго задумался. Когда он вновь поднял взгляд на окружающих, его лоб разгладился, а губы были растянуты в легкой улыбке: - Ну что же, хотя мы и не знаем, кто этот таинственный доброхот, нельзя сказать, что из этой ситуации нельзя извлечь определенную выгоду. Спайк, как мне кажется, больше не привязан к амулету, из чего следует, что он волен распоряжаться собой, как хочет. Я думаю, Ангел не будет против немного помочь тебе с билетом до Европы. Ведь так? Ангел, казалось, разрывался между желанием, как можно скорее избавиться от назойливого шумного внучка, и в то же время, судя по расчертившей его лоб глубокой складке, был бы рад, если бы в старушке Европе Спайк не появлялся еще лет сто. Однако, прикинув, по всей видимости, все за и против, решил, что воссоединение Баффи и Спайка гораздо меньшее зло, чем постоянная угроза его рассудку, и хмуро кивнул, подтверждая слова адвоката о том, что не прочь финансово помочь белобрысому вампиру поскорее слезть с его шеи.
Спайк практически не заметил этой пантомимы, потому что поток его мыслей остановился на одном факте. Он был свободен. Что это значило для него? Баффи. Имя раскрылось ярким бутоном свежего весеннего многоцветия, зацвело и опало разом почерневшими лепестками безысходности. Страшного осознания нереальности и невозможности. Он понимал, что любить ее - значит подписать себе смертный приговор. Окончательный. Он столько раз погибал ради нее, но вновь и вновь, словно мифическая птица Феникс, воскресал из пепла и перевоплощался во что-то новое.
Он позволял ее маленьким ручкам лепить из него, как будто он был податливой глиной, все, что ей взбредет в голову. Он больше не был Уильямом, но и Спайком, которого уважал мир демонов, он себя тоже не чувствовал. Внешне он ничем не изменился, но он еще только начинал познавать нового себя, до поры до времени спрятанного от всех любопытных глаз под защитой неизменной грубой прямоты характера.
Любовь Истребительницы и вампира. Для них не было придумано сказки, в которой герои проходили все испытания, находили друг друга и потом жили долго и счастливо. Да, и можно ли было назвать любовью чувство без взаимности? Если в сердце, переставшем биться более сотни лет назад, вдруг вырос огненный цветок, выжигающий его изнутри, болью и нескончаемой агонией напоминающий о том, что мечты навсегда останутся лишь мечтами, как бы ему не хотелось обратного. Если он давно утратил надежду на ответное чувство, стерев даже ее намек из своих мечтаний.
О чем же ему тогда оставалось мечтать? Он мечтал увидеть ее еще хотя бы раз. Убедиться, что с ней все хорошо, что пусть хотя бы она получила то, о чем мечтала долгие годы. Он хотел быть уверенным в ее свободе, в том, что никто не смог заключить такую свободолюбивую птицу, как его Баффи, в очередную клетку из условностей, клятв и обязательств. Видит Бог, она была достойна того, чтобы жить под светом солнца. Его же ждал вечный полумрак, в котором ей не было места.
Возможно, случись все на год раньше, он, не задумываясь, бросился бы ее искать, чтобы вновь быть ее второй тенью, верным псом, кем угодно, лишь бы быть рядом с ней. Однако сейчас он не был уверен, что она искренне обрадуется его воскрешению из мертвых. Даже самому себе он казался тяжелым балластом старых воспоминаний, который тянул ее к земле там, где она могла бы взлететь и парить в небе, широко раскинув руки, отважно встречая потоки несущегося навстречу теплого ветра перемен.
Нет. Он не мог вот так взять и появиться на пороге ее нового дома, вломиться без заветного "входи" в ее налаживающуюся жизнь, одним своим присутствием напоминать ей о прошлом, которое, он надеялся, она смогла в себе похоронить. Увы, все эти благородные чувства не могли уменьшить боль его собственного сердца. Он всем своим существом ощущал потерю, которую уже никогда не восполнишь, горечь, которую не приглушишь и не перебьешь.
Он жалел себя. И в этом не было ничего плохого или недостойного. Всем сердцем желая, чтобы их дорогам больше никогда не довелось пересечься, он понимал, что даже смерть не сможет разлучить его с ней, а время - вырвать ее образ из его памяти. Он знал, что даже столетия ожидающего его одиночества не помогут ему найти достойную замену для той самой, единственной и неповторимой женщины, для встречи с которой ему пришлось умереть, преодолеть десятилетия, разделяющие их эпохи, найти ее и вновь умереть.
Самое сложное в любви - уметь отпускать. Распознать тот момент, когда одному нужно уйти, чтобы второй мог продолжить предначертанный ему судьбой путь. В случае с вампиром и Истребительницей, уйти должен был вампир, как не обремененный долгом, друзьями, жизнью... И Спайк ушел. Под грохот и фейерверки. Так, как он всегда хотел - в пылу сражения. Он был готов к забвению. Но забыть самому оказалось невозможным.
---------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
В офисе стало очень тихо. Все ждали, что скажет белобрысый вампир, но тот молчал, словно погрузившись в свои мысли, он отгородился от мира непробиваемой стеной. Хмуро сведенные брови были единственным отражением эмоций, без сомнения переполнявших его. Медленно тянулись минуты. Наконец, словно окончательно что-то решив для себя, Спайк отрывисто вздохнул и поднялся со спинки кресла, куда он ошарашено опустился, когда осознал, что ничто больше не держит его в Лос-Анджелесе.
Ангел, что-то рисующий быстрыми карандашными штрихами в раскрытом блокноте, мгновенно прекратил свое занятие и выжидательно вперил тяжелый взгляд в младшего вампира. Тот немного нервно передернул плечами, обвел взглядом разом притихшую Банду Клыка и, смущённо улыбнувшись, кивнул Фред. Она поняла, что он благодарил ее, не взирая на то, какими натянутыми стали их отношения в последние месяцы.
Момент был достаточно напряженным, однако в следующую же секунду Спайк заговорщически подмигнул Ганну и развязно обратился к хозяину кабинета: - Ну что, Персик, какого отступного мне с тебя содрать, чтобы ты мог и дальше спокойно себе скучать, но уже без моего участия? Глаза Ангела слегка расширились, как бы говоря: "Ты серьезно? Тогда я тебя внимательно слушаю". Однако вслух хмурый вампир прошипел сквозь зубы: - Спайк, не испытывай моего терпения, пока я не приказал службе безопасности выкинуть тебя из здания.
Если блондин и обиделся, то он ничем не показал своей обиды. Его губы искривила самодовольная ухмылка, когда он открыто встретил пристальный взгляд Ангела: - Персик, я думал ты обрадуешься. Я добровольно и, заметь, практически даром, согласен оставить тебя в покое - не думаю, что ты обеднеешь без пары тысяч баксов и Вайпера - а ты бессовестно мне хамишь. - Вайпер ты не получишь, даже не надейся на это. Кроме того, я уверен, что и пяти сотен тебе хватит за глаза. - Больно было надо, Пуф. Справлюсь и без твоей благотворительности. - А куда ты собираешься поехать? - подала голос Фред, невозмутимо наблюдавшая до сих пор за перепалкой двух вампиров с душой. - Ты же слышала башковитого парня. В Европу, куда же еще. Навещу родные пенаты, давно уже меня не заносила судьба в старушку Англию. А потом, пожалуй, проведаю Истребительницу в Риме. Сделав многозначительную паузу и мечтательно закатив глаза, Спайк дожидался реакции Персика, и тот как обычно не обманул его ожиданий. Он, конечно, ничего не сказал, его позиция по поводу свидания белобрысого вампира и Баффи была всем давно известна, но скрежет клыков был хорошо слышен в наступившей тишине.
В ответ на это Спайк довольно ухмыльнулся, но однако вскоре от ухмылки не осталось и следа на его ставшем серьезным лице: - Что ж, пожалуй, на этом все. - Спайк, ты ведь понимаешь, что тебе совсем не обязательно уезжать, - неуверенно спросила Фред и тут же смешалась. - Я имею в виду, что мы тебя не гоним. Не думаю, что нам помешает еще один чемпион, ведь так, Ангел? Ангел развел ладони в неопределенном жесте, словно говоря: "Решение за тобой, Спайк". Белобрысый вампир махнул рукой: - Мне здесь нечего делать, девушка со сканером. Я хочу поскорее выбраться из желудка монстра, в котором вы все сидите, чтобы в процессе не переварили и меня. - У нас впервые за годы появился шанс... - начала привычную речь Фред. - Бла-бла-бла… только вы уже не так уверены в этом, не так ли? - раздраженно подхватился блондин. - Посмотрите на себя! Вы похожи на слепых ослов, которых ведут на веревке на бойню!!! - Оставь свое мнение при себе и выметайся, если твердо решил уехать, - наконец, рявкнул Ангел, прерывая перепалку. - А, - ставя точку в дискуссии, махнул рукой и так пребывающий не в лучшем настроении блондин, - делайте, что хотите.
Спайк не мог поверить, что эти люди после всего виденного ими за последние месяцы, все еще могли искренне верить, что они смогут победить монстра изнутри. Он не знал, как донести до них, что их власть здесь так же иллюзорна, как безнадежна и бесконечна их погоня за справедливостью для всех. Потому что для многих справедливость является синонимом возмездия. Справедливого возмездия, свершение которого зачастую не возможно без пролития крови, причем большей частью тех, кого Ангел и его команда вызвались защищать – беспомощных и невинных. Кровь, пролитую раз ради мести, уже невозможно остановить. Око за око, жизнь за жизнь – один из главных постулатов справедливости, который они все исповедовали. Так и власть, которой, как им казалось, они обладают и которая давала им невиданные возможности в их борьбе со злом, была лишь видимостью, фикцией, приманкой, на которую они попались как слепые щенки. Они не видели, что сами были инструментами в чьей-то большой игре, и в любой момент, как только в них пропадет нужда, от них избавятся как от сделавших свое дело пешек.
Кроме того, он просто не понимал, чего конкретно добиваются Ангел и его команда. Темные силы... бла-бла-бла, борьба со злом... бла-бла-бла, Старшие Партнеры... Он с удовольствием бы послушал их, будь у этой команды идейных безумцев хоть мало-мальски приемлемый план действий. К сожалению, пока до конкретики дело не доходило, и кроме громких слов о торжестве добра и справедливости он не услышал ничего плодотворного. Пустопорожних же лекций о торжестве добра над злом он наслушался на всю жизнь еще в прошлом году. Хорошо, что в итоге разговоры закончились, и был разработан нормальный работоспособный план, принесший им победу. Здесь же план, если и был, то все еще где-то в очень отдаленном будущем. Но если уж быть до конца честным с самим собой, уезжать ему не хотелось, потому что не хотелось бросать этих людей в чреве монстра на медленную смерть. Но что он мог сделать? У них уже был лидер, Ангел. Они доверяли ему безгранично, Спайк же по-прежнему оставался для них темной лошадкой. Поэтому они не послушают его, даже если их в этот момент будут убивать. И беловолосому вампиру до смерти не хотелось становиться свидетелем их гибели. Особенно, если он ничем не мог им помочь, чтобы отвести костлявую длань смерти, которая как он явственно видел, уже была занесена над их головами.
Эти безумцы так стремились поскорее похоронить себя сами, что не нуждались в его помощи. Что ж, у каждого свой выбор. Здесь он ничего не мог изменить, и Спайк выбрал свой собственный путь. Может быть, когда-нибудь он узнает, как они погибли, зайдет в первый попавшийся бар и надерется там до чертиков, но он хотел запомнить их живыми. А добровольно ложиться в братскую могилу он не собирался... особенно, если его не приглашали.
Приняв таким образом окончательное решение, Спайк развернулся и целеустремленным шагом направился к дверям. Он был уже на полпути, когда в офис чуть ли не бегом влетела Ева и, не сбавляя скорости, понеслась к Ангелу. Она даже не сделала попытки, чтобы разминуться со Спайком, как раз оказавшимся на ее пути, собираясь по привычке пройти его насквозь. Однако сегодня этот номер у нее не прошел. Только когда она оказалась от него на расстоянии вытянутой руки, блондин понял, что сворачивать с дороги дамочка даже и не думает, и сделал безуспешную попытку уступить ей дорогу. Но изображать кенгуриные прыжки на потеху находящимся в комнате он не собирался, а шагнуть в сторону он, увы, уже не успел.
От столкновения с внезапно обретшим плоть Спайком Еву, совершенно не ожидавшую подобной подлости от привычно нематериального вампира, отбросило обратно к самым дверям, где она и приземлилась, растерянно потирая ушибленный подбородок. Вампир остался стоять на месте, не сдвинувшись ни на сантиметр, лишь негромко чертыхнулся из-за вновь разбитого носа, пытаясь остановить хлынувшую из него кровь. Фред протянула ему платок, а Ганн, хихикая, предложил подставить кружку, дескать, чтобы не расходовать почем зря ценный продукт.
Взирающая на все это безобразие Ева повнимательнее пригляделась к Спайку. По ее глазам можно было точно сказать, в какой момент она поняла, что происходит - они заметно расширились, а в глубине зажглось совершенно необъяснимое бешенство. Поднявшись на ноги, она приблизилась к вампиру и закружила вокруг него, пожирая глазами его ладную фигуру, словно хищная гарпия в предвкушении знатного обеда: - Ты! Как? Как тебе это удалось? Наглые пальчики начали жадно ощупывать его тут и там, словно Еве было недостаточно ушибленного подбородка, чтобы убедиться в том, что он больше не призрак. Мало того, что уже само по себе это было ощущением не из самых приятных, так еще эта сцена неприятно напомнила ему об очень похожем эпизоде из его биографии. Тогда ему даже пришлось завязать банальную драку с Аньянкой, чтобы она не разболтала раньше времени всем присутствующим о его одушевленном статусе. Но что-то подсказывало ему, что в случае с посредником от Старших Партнеров, ударом в нос дело замять не удасться. И он с внешней невозмутимостью терпел ее манипуляции, не удостаивая однако ответом.
И все же его терпение не было безграничным. Неизвестно, что она желала проверить, но, заметив, что ее прикосновения неумолимо приближаются к поясу его джинс, Спайк перехватил ее запястья и твердо посмотрел ей в глаза: - Достаточно. Мы все убедились, что я снова "неживой" мальчик. Так что сядь вот сюда и не мельтеши перед глазами. С этими словами он довольно бесцеремонно уронил ее на освободившееся кресло напротив стола Ангела.
Махнув рукой не переставшему хмуриться брюнету, Спайк вновь сделал попытку уйти: - Ну, я пошел. И остановился, потому что реакция Евы на его слова оказалась совершенно непредсказуемой: она мертвой хваткой вцепилась в полу его плаща. - Ты никуда не пойдешь, - прошипела она. - И кто же меня остановит? - хохотнул вампир, с легким раздражением пытаясь вызволить полу плаща из ее цепких рук. - Если понадобится, я подниму на уши половину Лос-Анджелесской нечисти, - заверила его девушка, - но я тебя не отпущу пока не получу кое-какие ответы. - Если память мне не изменяет, командую здесь все еще я, - неожиданно подал голос Ангел. Тон был резким и ничего хорошего не обещающим.
Ева вскинула голову, без страха встретившись взглядом с потемневшими от гнева глазами старшего вампира. - У меня есть полномочия Старших Партнеров принимать любые меры для предотвращения катастроф, не входящих в их планы. Неограниченные полномочия. - В том, что Спайк - ходячая катастрофа, я никогда не сомневался, - с обманчивым спокойствием произнес вампир в ответ, - но он под моей защитой. Я его Гранд-Сир, и, если хотя бы волос упадет с его головы по твоему приказу или кого-либо еще, последствия твоим хозяевам не понравятся. Это я тебе гарантирую. Глаза Спайка, услышавшего, что Ангел открыто выступил на его стороне, удивленно расширились. Но он сразу же отвернулся, чтобы никто не видел его потрясенного лица.
Между тем Ева взвилась с кресла и подскочила к столу хозяина кабинета. Девушка оперлась руками о поверхность и наклонилась так, что ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Ангела: - Ты не понимаешь! Я не говорю про какую-то обыденную катастрофу! Я имею в виду тот самый единственный возможный Апокалипсис! С большой буквы "А"! Сошедшая с ума техника - это всего лишь знамение... - А при чем здесь Спайк? - удивилась Фред. - Как при чем? - в свою очередь искренне изумилась Ева. - Вы что, не знаете о пророчестве Шаншу? - О, Боже, опять! - картинно закатил глаза Ангел. - Мы знаем об этом пророчестве, но каким боком оно имеет отношение к Спайку? - Таким же, каким оно касается тебя, - огрызнулась Ева, но решила все-таки пояснить. - В пророчестве ведь не указывается имя вампира с душой, к которому оно относится? Ангел покачал головой. - Там говорится, что вампир с душой, чемпион, сыграет ключевую роль в Апокалипсисе, после чего его вина будет искуплена, и он получит награду, второй шанс. Так вот, детки, у нас теперь два вампира с душой, два чемпиона, и, следовательно, два претендента на пророчество.
Смех Ангела гулко прозвучал в наступившей тишине: - Спайк? Чемпион? Этот клоун? Ева, я ценю хорошие шутки, но эта... Виновник переполоха решил не реагировать на подначку, отойдя в сторонку и в кои-то веки предпочтя не вступать в дискуссию. Уйти он успеет всегда, чтобы там эта костлявая вешалка не говорила, но если она права насчет Апокалипсиса, то, возможно, ему действительно стоит задержаться. - У него есть душа, и нравится тебе это или нет, но прошлой весной он спас мир, что автоматически подняло его статус до "Чемпиона". Эта Вселенная построена на определенных аксиомах, которые и удерживают материю нашей реальности как целое. Таких, к примеру, как всем известная фраза “чудес на свете не бывает”. Но мало кто знает, что в действительности это не просто оборот речи, а очень сильная магическая формула, которая и заложена в основание этого мира. Краеугольный камень вашей Вселенной. От мелких чудес этот камешек всего лишь будет немного подрагивать, но ничего серьезного не произойдет. Однако само присутствие Спайка в одном измерении с уже известным пророчеству Чемпионом не просто расшатало этот камень, а вышибло его напрочь из кладки Вселенной. Словно в подтверждение ее слов здание ощутимо содрогнулось, и всем пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться на ногах.
Когда землетрясение прошло, девушка улыбнулась им всем очень неприятной улыбкой: - А только что, если кто-то еще сомневается в моих словах, я потеряла связь со Старшими Партнерами. Мы одни, ребятки. - Ты хочешь сказать... - неуверенно начал Ганн, но внезапно замолчал, и по его вытянувшемуся лицу можно было легко прочитать, что его посетила какая-то жуткая мысль. Буркнув, что ему нужно что-то проверить, он опрометью выбежал из комнаты. Фред подошла поближе к Еве, которая между тем удобно устроилась прямо на столе Ангела: - Ты знала, что это произойдет, не так ли? Все время, пока я пыталась материализовать Спайка, ты знала. - А если бы я тебе сказала, ты, конечно же, сразу бы бросила эту затею? - сарказма в голосе Евы хватило бы на целую бочку горькой хины. - К тому же, не забывай, это и моя Вселенная. Кстати, как ты это сделала?
В глазах ученой мелькнула секундная растерянность, и заметно вытянувшаяся лицом Ева заключила: - Это ведь была не ты, не так ли? - Спайк получил посылку сегодня с утренней почтой, - непонятно пояснил Ангел. Но только не для Евы, которая немедленно откликнулась: - Амулет, в котором была заключена его сущность, тоже пришел по почте. - Да, мы так и не смогли узнать, кто был отправителем этого чудесного сюрприза, - явно соревнуясь с Евой в искусстве сарказма, ответил темноволосый вампир. - А не могли это сделать сами Старшие Партнеры? - спросила Фред. - И послать к чертям собачьим план, который они разрабатывают несколько тысячелетий? - возмущенно взвилась Ева. - Они не такие идиоты, как вам доставляет удовольствие о них думать. Но скажу вам, что я точно знаю от них самих: все эти сотрясения и неисправности - всего лишь первые знаки чего-то гораздо более серьезного и страшного.
Возможно Ангел и хотел бы спросить, что именно Ева имеет в виду, но не успел. Дверь с треском распахнулась, и очень расстроенный чем-то Ганн ввалился в офис и, решив, что ему срочно нужно поделиться с ними своими проблемами, выпалил: - Ее нет! Спайк, наконец, отлип от стены, подошел к находящемуся в явном шоке адвокату и, едва ли не насильно усадив его на стул, поинтересовался: - Кого нет? Ганн поднял на него полные отчаяния глаза: - Пантеры. Кондуита. Я хотел проверить Белую комнату, поднялся на лифте наверх, но там больше ничего нет. Двери открылись в воющую бездну. Ты когда-нибудь слышал, как воет бездна?
Похлопав по плечу и сунув стакан воды в руку парня, Спайк повернулся к Еве: - Мы можем что-нибудь сделать, чтобы предотвратить катастрофу? - Немного, - пожала она плечами и тут же оживилась, - Хотя... Спайк, мы можем отправить тебя в другое измерение, как ты на это смотришь? - У думать об этом забудь, - прорычал ей в ответ блондин, - меня и здесь все устраивает. А будешь умничать, я тебе тоже могу предложить переезд в другое измерение, правда, не на выбор, но зато быстро и без особых проблем.
Ответное шипение разозленной девушки потонуло в телефонном звонке. Ангел поднял трубку. - Да. Да. У тебя все нормально? Понял. Хорошо. Сиди там и не высовывайся. Мы тебе позвоним, когда будем знать, что происходит. Отключившись, он пояснил: - Лорну удалось пробиться сквозь помехи в связи. Ему только что хорошо досталось по голове от одного из служащих. Сейчас он забаррикадировался в своем офисе. Лорн упомянул одну любопытную деталь – у нападавшего глаза были красными, и из них текла кровь. Ева, это тебе о чем-нибудь говорит?
Та только пожала плечами, когда в комнату неожиданно ввалился тип, буквально истекающий горючими кровавыми слезами прямо на дорогой костюм из светло-серого шелка. В руках служащий держал пожарный топор и без конца бубнил что-то себе под нос. Спайк напряг слух и смог разобрать его слова: "Пришли на все готовенькое. Свои порядки устраивают направо и налево. Новака угробили, доброхоты хреновы, а кто его дела вести будет? Нашли козла отпущения..." И дальше в том же духе. - Ангел, это к тебе клиент, - немного горько ухмыльнулся Спайк, - мужик не доволен новыми порядками, так что тебе и разбираться. Темноволосый вампир начал шарить по столу в поисках оружия, когда блондин его предостерег: - Только не убивай бедолагу, он - человек. - Моя фирма, мои люди, - холодно ответил Ангел, но послушался совета и, когда сбрендивший служащий обрушил на стол удар топора, лишь отъехал вместе с креслом назад к стене. В следующий миг брошенная старшим вампиром с большой силой обычная книга ударила несчастного маньяка корешком переплета по голове, и тот осел, так и не выпустив из рук топор. Ангел бросился изучать ущерб, причиненный его любимому столу, а Спайк прокомментировал: - Ангел, после той пижонской ложки прогресс, я бы сказал, налицо. Блондин нагнулся за книгой. - Хм, “Корпоративные игры”. Растешь на глазах, Персик. – Бесцеремонно отбросив книгу в сторону, Спайк мотнул головой на лежащее тело, - Он жив, но в глубокой отключке. Ты бы вызвал кого-нибудь, чтобы прибрались здесь, а то подскочит еще некстати. - Тебя не спросил, - буркнул Ангел. Но все таки, мрачный более обычного, он выглянул из кабинета и крикнул суетившейся у своего бюро Хармони найти пару охранников и оттащить тело из своего кабинета к врачам.
Вернувшись к столу, Ангел задумчиво оглядел собравшуюся у него компанию. Ганн все еще сидел, утонув в глубоком кресле, с совершенно шокированным выражением лица, Фред замерла рядом с ним, держа в руках стакан с водой, Ева как ни в чем не бывало, сидела на его столе, любуясь маникюром, а Спайк слонялся от окна к стене, явно занятый своими мыслями. - Что будем делать? Вопрос Ангела повис в тишине. Гениальных идей ни у кого не было. Фред неуверенно пожала плечами: - Обычно такими вопросами занимался Уэсли. Мой отдел, конечно, занимается проблемой, но боюсь данная ситуация не в нашей компетенции. Думаю, Уэсли, как специалист по пророчеству Шаншу, мог бы дать ответ или хотя бы предложить приемлемую теорию, но он в отпуске. - Уэс в отпуске, но отдел то его никуда не делся, - все еще слегка замогильным голосом сказал Ганн. - Ева, - обратился к скучающей девушке хозяин кабинета, - ты не знаешь, есть ли у Прайса в отделе кто-нибудь, способный дать нам консультацию по Шаншу? - Серк, - кивнула та. - Кроме него больше некому. - Ну что же, - подвел итог Ангел, - давайте навестим этого Серка.
Во владения Серка они пробирались по полутемным коридорам. Мимо них то и дело пробегали люди с носилками - пустыми или с беснующимися на них, истекающими кровавыми слезами людьми, а также их жертвами - выскакивали озверевшие и агрессивно настроенные красноглазые служащие, пробегали визжащие дамочки и сотрудники спецназа ВиХ, вооруженные одними резиновыми дубинками - не хватало им еще беспорядочной стрельбы. Не сговариваясь, они сформировали круг, в центре которого шли девушки, Ангел вел процессию, Спайк замыкал, а Ганн на всякий случай держался поближе к Еве и Фред, опасаясь неожиданного нападения сбоку, случись очередному безумцу выскочить из двери одного из офисов, мимо которых они двигались.
Серк их встретил на пороге своего кабинета. Ганну, который постучал в дверь еще одного бывшего Наблюдателя, гостеприимный хозяин первым делом сунул под нос здоровенный «Магнум» 45-го калибра и, лишь убедившись, что его гости не проявляют беспричинной агрессивности и не плачут кровавыми слезами, отошел в сторону и пропустил их внутрь. Оружие он бросил в ящик огромного письменного стола, заваленного рукописями и толстыми старинными книгами, а сам сел и, сложив руки на груди, сухо поинтересовался, чем он обязан личному визиту руководящей верхушки.
Услышав, что нежданные посетители интересуются известным пророчеством, Серк предложил всем сесть, чем они не замедлили воспользоваться, устроившись на стульях перед столом владельца офиса. Спайк, который уступил место Фред, встал позади всех, прислонившись к низкому комоду. Ему не нравился этот человек. Что-то в Серке было неприятное, отталкивающее, словно у этого человека было двойное дно, где под внешней бархатной обивкой скрывается довольно непривлекательное нутро. Блондину не хотелось находиться рядом с этим экс-Наблюдателем, поэтому он устроился там, где ему открывался превосходный вид на происходящее в комнате, а сам он в то же время оставался в тени. С огромным интересом он прислушивался к откровениям специалиста по пророчествам, успев отметить, что Ангел относится к Шаншу гораздо серьезнее, чем хотел это показать другим.
Однако пока все, что он слышал, сводилось к сплошной лирике. Он все еще с трудом свыкался с мыслью, что перебежал Ангелу дорогу даже в пророчестве, которое всегда недвусмысленно указывало на Гранд-Сира. "Точно, - ехидно подумал Спайк, - пока не пришел я и не спутал драгоценному дедуле все карты." Услышав о Чаше Страданий, Спайк в первую минуту хотел было отказаться от этой сомнительной привилегии, но, хорошенько подумав, пришел к выводу, что с его стороны это будет слишком большой уступкой - просто отойти в сторону, предоставив Ангелу право на второй шанс.
Решение пришло быстро. Он не откажется просто так от награды, которая хоть и свалилась на него неожиданно и, если быть до конца откровенным с самим собой, в общем то неоправданно. Если уж Ангел так уверен в своем праве на награду, пусть докажет это в честном поединке. А бить себя в грудь и кричать, что он сто лет страдал, чтобы искупить грехи... Спайк не мог похвастаться тем же, однако справедливо полагал, что он тоже достаточно натерпелся в последние годы. Жизнь в Саннидейле под пристальным вниманием такой Истребительницы, как Баффи, вполне могла котироваться в соотношении год за двадцать.
Единственное, что он должен был теперь сделать, это оказаться на месте хранения Чаши Страданий раньше Ангела. Нет, утаскивать ее у него из-под носа он не собирался, но подготовить парочку сюрпризов для ненаглядного Персика не помешало бы. Спайк незаметно покинул собрание в кабинете Серка, не дожидаясь окончания лекции по теории и практическому приложению пророчества Шаншу. Первым делом Спайк собирался посетить личный гараж Ангела, чтобы разжиться тачкой покруче и побыстрее. Что он там сказала? Не трогать его Вайпер? Ну что ж, Вайпер тоже неплохая машина. Спасибо, дорогой Гранд-Сир, за так своевременно брошенный намек на то, какую тачку Ангел взял бы сам.
Путь в гараж лежал через кабинет Ангела. С немалым облегчением заметив, что Хармони стоит к нему спиной, он практически на цыпочках проскользнул мимо нее. А кроме нее никто и не думал его останавливать, когда он пересек холл и зашел в святая святых обновленного ВиХ, личный кабинет Ангела. Спайк нетерпеливо дожидался лифта, когда каким-то шестым чувством почувствовал чужое присутствие за спиной, но не успел вовремя среагировать. Единственное, чего он добился, резко отклонившись в сторону – лишь слегка смягчил удар чем-то тяжелым, пришедшийся ему в висок.
Правда, это ничего ему не дало. Находясь на грани того, чтобы окончательно потерять сознание, он не мог защищаться от ударов, сыпавшихся на его незащищенную голову и тело со всех сторон. Били его без системы, но с силой, явно превосходящей человеческую. Напавший на него тяжело дышал, шипя что-то сквозь зубы, но несчастный вампир не мог разобрать ни слова. Ему показалось, что это была женщина. Спайк сделал попытку рассмотреть ее. Повернуться под непрекращающимся градом ударов так, чтобы ему открылось ее лицо, стоило ему остатка сил - перед глазами стала сгущаться тьма. Однако он успел узнать ее. - Харм! - выдохнул он. Вампиресса в ответ отшвырнула прочь тяжелую медную статую гаргульи, которой она все это время наносила удары и, вцепившись в лацканы его плаща, приподняла его в воздух. - Ты никогда меня не замечал! Я тебе нужна была только для траха! Ты никогда меня не любил! Тебе нужна была только твоя траханная шлюха Истребительница! Встряхнув вампира несколько раз, она отшвырнула его, и он, перелетев через стол Ангела, врезался в стену с развешенным на ней арсеналом оружия.
Однако этого ей показалось мало. Спайк собрал остатки сил, чтобы встать на ноги, но успел лишь подняться на четвереньки, когда Хармони вновь оказалась рядом с ним. Он не знал, что именно она обрушила на его спину, но с ужасающей ясностью услышал отвратительный хруст сломанного позвоночника, а в следующее мгновение он рухнул, распластавшись на полу.
Он не чувствовал свое тело, словно его разум оказался внутри большой марионетки, у которой обрезали веревочки. Он с каким-то отрешенным спокойствием увидел, как модельные туфли его убийцы вновь возникли в поле его зрения, как она, подхватив с пола булаву, упавшую со стены-стенда, вновь принялась за его тело. Боли не было. Он только слышал удары. Тяжелые, глухие, чавкающие удары. Видел брызги оседающей на полу крови. Успел выхватить приближающийся к лицу шар, усыпанный шипами. Успел подумать: "Как глупо". И его не стало.
Смерть - это небытие. Он узнал это на собственном опыте. Так с ним уже было, когда сжигающую его изнутри боль рассекла полоса непроницаемой тьмы, в которой без остатка растворилось его сознание. Пожалуй, ничего страшнее для него не было. Он был готов как на огонь преисподней, так и на блаженство Райских Кущ, но смерть принесла ему лишь пустоту, в которой он исчез с последним лучиком сознания, прошептавшим: "Меня больше нет". Тьма, накрывшая его, была так похожа на тот непроницаемый полог из мрака, с которым он уже был знаком, но неожиданно мир вокруг него начал светлеть, проступать красками и смытыми очертаниями, постепенно обретая форму и содержание.
А затем его окатила волна воспоминаний. Настоящих, не навязанных, не сыгранных в пьесе на потеху единственному зрителю. Спайк сжался в комок, вспоминая, как все было на самом деле. Чем все закончилось. Это было больно. Гораздо больнее огня, ранений и смерти. Если бы он мог, он бы плакал, выл, кричал. Но от горечи что-то глубоко в груди так перехватило, что не крикнуть и не вздохнуть. В нем вновь поселилась пустота, которую ничем уже не заполнить. Словно пущенная в обратную сторону кинолента, время отсчитывало минуты и часы назад, от аллеи, где они нашли свою смерть, до исполненного агонией его возрождения из амулета.
Время замедлило бег, остановилось на светящемся кружении пепла перед его глазами, распрямилось, словно пружина, и вновь бросило его с головокружительной скоростью по дорогое воспоминаний назад, в будущее, в залитую кровью аллею, где он потерял своих соратников, где жестокая судьба нашла его и отдала в руки безжалостного палача. Спайк медленно отнял ладони от лица и поднял голову, озираясь по сторонам. Он сидел в железной клетке посреди уже знакомой ему подвальной комнаты. Раны, нанесенные обезумевшей Хармони, словно по волшебству затянулись, его тело вновь было ему послушно и привычно откликалось на малейшее движение. Это было наваждением. Месяцы в "Вольфрам и Харт", измененная реальность, сломанный позвоночник... все это было сном. Павейн... - Ну и как тебе небольшая демонстрация моего могущества, вампир? - совсем рядом, за его спиной, раздался слишком знакомый издевательский голос. Спайк быстро развернулся, но успел заметить лишь размытую тень.
Он хотел было подняться, но, оценив высоту клетки, в которую его заключил Павейн, понял, что ему не хватит места, чтобы выпрямиться. А кланяться этому засранцу Спайк не собирался. - Дерьмо твое могущество, - пожав плечами, ответил вампир. - Ты решил меня испугать играми с реальностью? Зря старался, мне что-то все еще не страшно. Краем глаза он уловил движения слева и снова повернулся. Но и на этот раз он опоздал. - О, - протянул шелестящий голос, - я всего лишь развлекался. Хотя, должен признаться, местами это было очень забавно. Осознав, что он опять идет на поводу у этого маньяка, вампир сел по-турецки, глядя прямо перед собой. Вовсе не обязательно при разговоре видеть собеседника. - Ага, - с серьезной миной покивал ему блондин, - ты наверняка еще и дрочил при этом. - На твоем месте я бы не шутил, вампир, - рассвирепел голос Павейна, но тут же добавил с ехидцей. - Хотя, шути, шути. Не долго тебе осталось веселиться. - Это почему? - удивился Спайк. - Видишь ли, вампир, - Павейн неожиданно материализовался перед расслабленно сидящим блондином, - к моей величайшей досаде обстоятельства несколько изменились. У меня был превосходный план относительно тебя, но теперь придется от него отказаться. У меня просто нет времени.
Сидящий перед ним в клетке вампир с интересом склонил голову на бок и, растягивая слова, спросил: - А что случилось с обещанной вечностью? - Спайк очень старался, чтобы вспыхнувшая в нем надежда не отразилась в его глазах. Легкое любопытство, злорадство - пожалуйста, но он уже понял, что нельзя показывать этому типу, что у него появилась надежда. - Да ты никак на что-то надеешься, вампир, - расхохотался стоящий перед клеткой мужчина. Спайк мысленно выругался, но постарался сохранить внешнее спокойствие, ничем не ответив на явное издевательство. Павейн между тем присел на корточки рядом с клеткой и, прижав лицо к прутьям, прошептал: - Да, у меня осталось мало времени, но это ничего для тебя не меняет. Если мне не удастся сломать тебя до истечения срока, ты все равно умрешь, а я отправлюсь в ад. Но я думаю, что у меня не будет с тобой проблем. Я сломаю тебя, вампир, так или иначе, но я тебя сломаю. Просто мне придется очень для этого постараться, а твоя душа мне в этом поможет. Спайк наклонился к нему навстречу: - Слюной не захлебнись, дерьмо. Павейн вскочил на ноги и, с ненавистью глядя на Спайка, щелкнул пальцами правой руки. Вампира в клетке швырнуло спиной на прутья, и на его щеке появился длинный порез, из которого немедленно потекла кровь. Спайк вновь уселся по-турецки и неожиданно сумасшедше захихикал: - И все же ты меня боишься. Кровавый Ад, как же тебя трясет от страха при одной мысли, что я могу найти способ встретиться с тобой на равных.
- Я уничтожу тебя, вампир, - прошипел сквозь зубы Павейн. - Так или иначе, я тебя уничтожу. Даже если ты выстоишь против меня, им не разбудить тебя. Она убьет тебя сама, чтобы избавить от страданий. Ты не увидишь ее, как бы ты к этому не стремился. Если же победа будет за мной, она заплатит мне за твой длинный язык, вампир. Я буду трахать, резать, пытать ее. Говорят, Истребительницы живучие. Как ты думаешь, сколько она продержится? - Павейн мельком глянул на вампира. Спайк стоял на коленях, вцепившись побелевшими пальцами в прутья, и прожигал его ненавидящим взглядом: - Только тронь ее, ублюдок! Однако маньяк не обратил на него особого внимания, продолжая разглагольствовать: - А еще я видел в твоих воспоминаниях девочку. Такая сладкая, нежная. Когда я закончу с ее сестрой, пожалуй, я нанесу и ей визит вежливости. Мне всегда нравилось слушать, как кричат такие девочки, когда большие дяди делают с ними страшные вещи. Ты ведь знаешь это, не так ли, вампир? Ты помнишь, как убивать жертву, чтобы у нее еще оставались силы на крик? Ведь если они не кричат, игра перестает быть такой интересной. Эта девочка из твоих воспоминаний выглядит как настоящая крикунья.
Спайк молчал, стиснув зубы и мысленно поклявшись вернуть Павейну долг сторицей. Он не знал еще как. Но этот тип с сальными волосами раздражал его с каждой минутой все больше и больше. А за подобное упоминание о его девочках, Баффи и Дон, Спайк разорвет его голыми руками. Павейн, наконец, заткнулся, все еще тяжело дыша и сдавливая руками воображаемую девичью шею в воздухе. Он медленно открыл глаза и повернул голову к все еще коленопреклонённому вампиру. В глубине его глаз вспыхнул дьявольский огонек безумия: - Пора, вампир. Ад все еще ждет тебя. Мне нужно всего лишь позаботиться о том, чтобы ты сам пожелал своей смерти. Ты не будешь этого помнить, поверь, я позабочусь об этом, но рано или поздно ты захочешь умереть, чтобы больше не чувствовать, не видеть, не страдать. И я подарю тебе смерть, вампир. Тебе стоит лишь попросить. С этими словами мир вокруг Спайка начал погружаться во тьму. Мрак подступал все ближе, плотной стеной облепляя железную клетку, с заключенным в ней вампиром. В тот момент, когда клочья клубящейся по краям тьмы коснулись Спайка, он вновь услышал сухой шелестящий шепот: - Забудь.
---------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
К выходу из кладбища Баффи и Иллирия подошли, когда небо совершенно просветлело. Первые лучи солнца уже коснулись земли, но вампир на руках Древнейшей был пока в относительной безопасности, так как дома, окружающие старое кладбище закрывали его от губительного света. Однако, судя по тому, как быстро и неуклонно граница спасительной тени перемещалась к девушкам, можно было сказать, что это лишь отсрочка неизбежного.
"Неизбежного только в том случае, - поправила саму себя Баффи, - если один бессмертный идиот не появится со своей машиной в ближайшие минуты. И дай Бог, чтобы у него хватило ума не примчаться сюда на кабриолете". Однако, повернувшись к Ее Надменному Величеству, как Баффи окрестила загадочную дамочку, вслух она сказала совсем другое: - Не волнуйся, мой эм-м...
"Действительно, кто он мне? - задумалась Баффи. - Скажу "друг", так она еще, чего доброго, подумает, что я с ним амурничаю. "Приятель" тоже не подходит - не зачем вводить ее в заблуждение степенью нашей так называемой дружбы. Кто ее знает, а вдруг она меня не правильно поймет, и, едва Спайк очнется, тут же начнет кормить его ценной информацией из жизни Истребительницы в отставке. Соврать, что он Скуби? Нет, тогда уже Спайк сразу выведет меня на чистую воду, как только откроет глаза. Да и врать что-то не очень хочется. Ладно, пусть будет просто знакомым”.
- ...знакомый должен быть здесь с минуты, - выпалила Баффи, пытаясь поспешностью ответа загладить затянувшуюся паузу с определением статуса помощника.
“Могут же у меня быть дружеские отношения с представителями противоположного пола? - попыталась убедить себя Баффи, и тут же приуныла, - Ага, так и вижу физиономию Спайка, когда он услышит, что Вили, он же Бессмертный, - просто мой знакомый. Ну почему? Почему мне раз в жизни попался до безобразия влюбленный в меня мужик, который мало того, что не делал даже попытки от меня смыться, так еще был готов носить меня на руках и сдувать пылинки, не будь я такой стервой все эти годы, и ему обязательно нужно было пойти геройствовать в Адскую Пасть и не вернуться?"
Тем временем Иллирия, ничего не ответив, холодно кивнула и перевела взгляд на лицо вампира. Баффи заметила, что выражение лица Древнейшей неуловимо потеплело, и почувствовала укол ревности. "И все же интересно, где Спайк умудрился подцепить такую заснеженную красотку? Вон как на него пялится - обожающего взгляда не сводит".
На самом деле во взгляде Иллирии проглядывало скорее беспокойство, чем обожание влюбленной женщины. Она начала все больше и больше сомневаться в способности стоящей перед ней девушки помочь ей, а заодно и вампиру, и здорово опасалась, что, доверившись знаменитой незнакомке, уменьшила шансы Спайка на спасение. К тому же в голову постоянно лезли какие-то графики, расчеты вероятностных комбинаций и матриц, изредка перемежаемые совершеннейшей абракадаброй из свода законов этой сумасшедшей эпохи с вкраплениями сведений об эволюции демонического мира за последние пару тысячелетий. Вся эта ненужная информация всплывала совершенно произвольно и мешала сосредоточиться на главном. А именно на том, что делать и как помочь этому забавному белоголовому вампиру.
В данный момент Древнейшая пришла к выводу, что ее доверия маленькой щуплой блондинке, нетерпеливо пританцовывающей рядом с ней и кидающей в ее сторону странные взгляды, в которых богиня читала то раздражение, то панику, то ревность, то вообще такой коктейль эмоций, который она не бралась определить, хватит еще минут на десять. По истечении которых Иллирия собиралась открыть портал куда-нибудь на ночную сторону планеты. Подальше от этой чокнутой и ее знакомых.
“Так, Баффи, стоп. Успокойся и возьми себя в руки, - между тем продолжала рассуждать Баффи. – То, что она так пялится на Спайка, еще ни о чем не говорит. Его этим не проймешь. Да, если вспомнить, половина потенциалок, живших в моем доме в Саннидейле, были тайно в него влюблены и бросали на него гораздо более страстные взгляды, чем эта мадам. И ничего страшного не произошло. Правда, Фейт в первое время чуть ли не открыто предлагала ему себя, но у нее пожизненный брачный период, так что это тоже не показатель. Она разве что на Эндрю не кидалась, и то, скорее из вредности, чем из отсутствия интереса. Но Спайк то ни на кого не смотрел. В смысле, с определенным интересом не смотрел. Потому что, какой нормальный мужик откажется от ненавязчивого и ни к чему не обязывающего утреннего стриптиза, под названием "потенциалки поутру дружно делят мой личный гардероб"? Попутно они переодевались и пытались взять штурмом или осадой (у всех своя тактика) ванную комнату. А заодно с завидным упорством ошибались дверью и этажом всякий раз, когда меня не было поблизости, и нагло вламывались к спящему Спайку. Ну, конечно, заплутали - ведь ванную на втором этаже так сложно отличить от двери в подвал на кухне на первом, особенно, если за этой дверью спит, или, точнее, пытается спать, сексапильный блондинистый вампир."
Поймав себя на том, что воспоминания увели ее слишком далеко от стоящей рядом с ней Древнейшей, Баффи переключилась на животрепещущую проблему. Которая заключалась в простом вопросе: "Где Вилли?" Обычно он не позволял себе такие вольности, как опоздание, так как Баффи еще в самую первую встречу доходчиво ему объяснила, что к истребительницам нужно относиться с уважением, иначе они обижаются и начинают больно пинаться. Больше он такого себе не позволял, сообразив, что на Баффи почему-то не действуют его чары.
Он почему-то решил поделиться с ней этим открытием и сразу же нарвался на встречный вопрос, что он имеет в виду. Оказалось, что он обладает даром притягивать к себе и очаровывать прекрасную половину человечества, чем, совершенно не стесняясь, пользуется в свое удовольствие. Однако у этого подарка судьбы были и отрицательные стороны. Он не мог сам влиять на процесс очаровывания. Под действие его искусственного обаяния попадали все без исключения представительницы слабого пола, вне зависимости от принадлежности к роду человека разумного или к миру демонов, а также лица нетрадиционной ориентации.
И зачастую ему приходилось спасаться позорным бегством от внезапно воспылавшего к нему пламенной страстью демона клана Шамрт-ха, которые мало того, что были практически поголовно бисексуалами, так еще и обладали внушительными органами размножения. Или же, что тоже довольно неприятно, отбиваться от притязаний женщин, которых ему не хотелось и о прелестях которых ему мечталось разве что в самых темных кошмарах... Ее мысли были прерваны лихим визгом тормозов, и перед центральными воротами остановился, сверкая серебристой спинкой и боками, новенький «БМВ». Со стороны водителя открылась дверь, и утреннее солнце осветило узкое аристократическое лицо взъерошенного мужчины, одетого в броский и безбожно мятый костюм серого с серебристым отливом цвета от Армани.
Он оббежал вокруг машины и, разглядев, что одна из девушек держит на руках безжизненное тело мужчины, не стал тратить время на лишние вопросы, поспешно распахнув заднюю дверь автомобиля. Иллирия одарила вновь прибывшего холодным и абсолютно невозмутимым взглядом, после чего с королевской грацией, что казалось почти невозможным из-за тяжелой ноши на ее руках, скользнула внутрь салона.
Бессмертный обернулся было к Баффи, собираясь поприветствовать ее, когда информация о внешнем виде первой девушки, уже сидевшей в его машине, достигла его мозга. Он замер на полушаге, резко обернулся и, с округлившимися глазами, стал всматриваться в полумрак салона, пытаясь поподробнее рассмотреть свою необычную пассажирку.
Тем временем, логично рассудив, что положенные по этикету приветствия и объяснения можно отложить на потом, Баффи обошла «БМВ» и уже собиралась было сесть сзади рядом с Древнейшей, когда заметила, что ее добрый знакомый Вилли до сих пор изображает соляной столб, в упор разглядывая Иллирию. Пришлось выводить его из этого состояния, хорошенько встряхнув и едва ли не насильно запихнув на водительское место. Оказавшись в знакомой обстановке Бессмертный немного пришел в себя и поинтересовался, куда это барышням вздумалось прокатиться в такую рань. Тривиальный ответ: "Домой" его вполне устроил, и, взревев мотором, БМВ сорвался с места под душераздирающий визг покрышек.
Поездка не заняла много времени. От кладбища до дома Баффи было действительно рукой подать. Машина летела по пустынным улицам стремительной серебряной стрелой, и девушки не успели даже начать выяснять отношения на тему, как лучше устроить бессознательного вампира на их коленях, когда знакомый визг тормозов известил их о том, что они уже приехали на место.
К концу короткой поездки Бессмертный уже успел справиться с непонятным потрясением от встречи с Иллирией, и к нему вернулась его обычная развязная манера общения. "Тоже мне крутой мачо", - поморщившись, подумала Баффи, когда он повернулся к ним и вальяжно положил руки на спинки передних кресел. Однако в следующую секунду Бессмертный рассмотрел лицо мужчины, который все это время лежал без сознания на коленях девушек, и подскочил на месте, едва не пробив крышу своего дорогого авто. - Баффи! Как ты могла? Использовать мое хорошее к тебе расположение, для того, чтобы спасти одну из этих мерзких тварей... В следующее мгновение он захлебнулся воздухом, оставшимся в его легких, не имея ни малейшей возможности выпустить его, так как миниатюрная блондинка своей маленькой но железной рукой с силой сжала его горло и притянула к себе, практически перетащив через спинку сидения. - Не смей! - прошипела Баффи, - Не смей называть его тварью. Ты меня понял? - Баффи… - начал возмущенно что-то хрипеть Бессмертный, но она встряхнула его как куклу и яростно выдохнула ему в лицо: - Ты меня понял? Нажим на его горло усилился, и мужчина отчетливо слышал, как угрожающе похрустывают деликатные косточки гортани, с нечеловеческой силой сдавленные рукой хрупкой, но очень разгневанной девушки перед ним.
Бессмертный почувствовал, что воздух в его легких уже на исходе. Он дернулся, ухватил руками запястье девушки и попытался вырваться, но с тем же успехом он мог бы пытаться вручную останавливать механический пресс. Умирать в очередной раз не хотелось. Проблемы при воскрешениях возникали обычно не с самим процессом возвращения к жизни, а с тем, где именно это происходило и в какой компании.
Взгляд же Баффи не оставлял сомнений в том, что он будет умирать и возрождаться столько раз, сколько понадобится для получения от него утвердительного ответа на заданный ею вопрос. Бессмертный приуныл, времени на размышления оставалось всего ничего - воздух в легких практически иссяк, а перспектива оживания в одной компании с агрессивно настроенной Истребительницей была далека от радужной.
Прикинув мысленно все «за» и «против» продолжения конфронтации, мужчина повержено прекратил попытки освободиться и беззвучно, одними, слегка посиневшими от катастрофического недостатка в крови молекул кислорода, губами просипел: - Да. Баффи отпустила его, и он, жадно хватая воздух открытым ртом, стал массировать шею, на которой, он ни капельки не сомневался в этом, через часик-другой выступят шикарные синяки. - Баффи, - мягко обратился он к ней, - объясни мне, пожалуйста, что происходит? Что у тебя с этим вампиром? Почему он так для тебя важен? Он старался, чтобы в его голосе не было даже намека на обиду, только желание понять и помочь. Ему вовсе не хотелось продолжения наглядной демонстрации физической силы Избранной, да и вообще, времена, когда он полагался исключительно на физическое превосходство, давно канули в лету и затерялись в бездне прожитых им эпох.
К тому же, слухи о его ненависти к вампирам были сильно преувеличены. Да, они его раздражали. Девяносто девять из ста встреченных им кровососов отличались редким идиотизмом и кровожадностью. Кроме того, наглость этих полукровок была такой безграничной, что это казалось бы почти оскорбительным, не будь это таким жалким зрелищем. Поэтому раздражение Бессмертного при виде очередного Дитя ночи было вполне объяснимым. Он обычно старался избавить их от неизмеримой тяжести бытия, едва до него доходили слухи, что очередной вампир посмел осквернить своим присутствием священную землю Рима. Но иногда отдельные представители рода вампиров интриговали его тем, что отличались от подавляюще серой массы кровососов, выделяясь теми или иными качествами на их фоне. Таким исключением были вампиры клана Аурелиса.
Отчасти благодаря хорошей памяти, которую оставил сам Аурелиус, бывший его близким другом, отчасти по причине непонятной, но устойчивой уникальности каждого нового представителя клана, которой Бессмертный не переставал удивляться. На протяжении веков союз клана Аурелиуса и Бессмертного был притчей во языцех, пока в его городе не появился Ангелус со своей семьей. Город захлебнулся в череде зверских убийств, а он в свою очередь захлебнулся возмущением и гневом, когда услышал о выходках этих наглецов.
В ответ на приглашение, которое он отправил им в надежде найти общий язык с потомками Аурелиса, глава семьи, Ангелус, вернул ему тело курьера, обескровленное и со следами пыток. Пара крепких демонов, отправленных к семье вампиров, чтобы объяснить, по чьим правилам играют на территории Бессмертного, вернулась к нему в элегантной коробке из-под дамской шляпки в несколько усеченном виде - тела так и не были найдены. Один из домов, принадлежащих лично ему, был разгромлен до такой степени, что больше не подлежал ремонту. Люди и демоны, работающие на него, стали бесследно исчезать.
По Риму пошли гулять слухи, что город больше не принадлежит ему, что с приходом новых игроков могут измениться и сами правила игры, что все те, кому до этого времени вход в столицу негласной империи Бессмертного был заказан, смогут вскоре свободно бродить по ее улицам, сея хаос и разрушение. Только тогда он понял, что пришло время ему лично вступить в игру и объяснить, наконец, этим не уважающим Закон клыкастым уродам, кто настоящий хозяин Рима. Они посмели бросить ему вызов, отвергнув протянутую им руку дружбы, и презреть его гостеприимство, оскорбив его дом и слуг. Что ж, он тоже мог быть той еще задницей, если были задеты его честь и имя.
Он всегда отличался хорошим воображением, когда дело касалось того, как следует ставить на место тех, кто посмел покуситься на незыблемость его власти и авторитета, будь это простые смертные людишки или такие же смертные, хотя и более живучие, демоны. Устроить так, чтобы его недруги провели одну ночь в пыточном подвале, который он приберегал для таких вот сложных случаев, было проще простого. А пока они были заняты тем, что наслаждались компанией знающих свое дело палачей, он нанес визит вежливости к их дамам. Палачам был дан строгий приказ: не калечить пытаемых. Бессмертный хотел, чтобы домой они ушли на своих ногах, а там уже их будет ждать еще один маленький сюрприз. Так все и получилось. Он провел незабываемую ночь и не менее запоминающийся день в компании шикарных и любвеобильных вампиресс, наслаждаясь и разве что не мурлыкая от удовольствия при одной только мысли о том, через какие муки в это время проходят их дружки.
В тот же вечер он собрал вечеринку, на которой дал ясно понять всему городу, что для того, чтобы разрушить его влияние здесь, требуется нечто более весомое, нежели одна семья вампиров. Пусть и знаменитая семья. Доказательством служило то, с каким аристократическим изяществом он деморализовал своего врага, унизил и посмеялся над ним. В какой то мере, вся эта суматоха вокруг семьи Ангелуса лишь укрепила позиции Бессмертного, добавив ко всем уже имеющимся у него добродетелям еще и славу жесткого и изобретательного властелина.
Почему он не убил вампиров в ту ночь? Почему не искалечил, не отдал на растерзание толпы, не распылил их, в конце концов, - толстые стены его подземелья навсегда бы сохранили от мира эту тайну? Ответ был прост. Он все еще помнил Аурелиса. Не умудренного опытом воина, политика, мудреца и чародея. А легкого на подъем, бесшабашно-веселого, частенько без причины кровожадного и острого на язык демона-полукровку, которого он однажды нашел на пороге своего дома перед самым восходом солнца, истекающего кровью, пронзенного насквозь серебряным мечом, оставленным в ране, и обезображенного ожогами.
Прошли годы, даже столетия, прежде чем Аурелиус стал тем, кого до сих пор с печалью и болью в сердце помнил Бессмертный. Арли. Преданный друг, жестокий убийца, существо, посвятившее себя служению кодексу и чести. Всякие мелочи, вроде периодического погружения в депрессию, сопровождающегося бесплодными попытками открыть врата ада на земле, не в счет. Много позже, наблюдая, как появляются и исчезают в глубине веков потомки друга, Бессмертный понял, что они все в чем-то похожи на того испуганного мальчишку-демона, каким он увидел Арли в первую их встречу.
Их всех объединял потенциал. Шанс со временем вырасти из детских пеленок и подросткового максимализма, шанс изменить себя, возможность обрести уважение, мудрость, открыть свой Дар. Докопаться до сути Дара и подняться над толпой. Они все обладали Даром. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. И дары у всех были разные, не похожие друг на друга. Но со временем клан Аурелиса превратился из полноводной реки в узкий ручеек - долгожителей в клане практически не было. Все они умирали слишком быстро, так как, будучи неугомонными по своей натуре, а может, это жаждущая приключений кровь Арли не давала им покоя, они рано или поздно оказывались втянутыми в какую-нибудь крупную заварушку.
К удивлению Бессмертного, который периодически, примерно раза два в столетие, проверял, как обстоят дела с полюбившимся ему кланом, на роль лидера неожиданно выбился один из последних миньонов Аурелиса, который хоть и был сообразительным, но все же не был признанным Дитя. Под чутким руководством этого самоуверенного и повернутого на идее мирового превосходства Мастера, некогда один из самых сильных орденов вампиров терял не только позиции в мировой иерархии демонов и кланов, но и последний прямых потомков Аурелиса. Не прошло и нескольких десятилетий, как последнее Дитя Аурелиса рассыпалось невесомой пылью, пав в неравной схватке с лидером клана Синдарра, давним врагом клана Аурелиса.
Бессмертный был не в праве вмешиваться в дела полукровок. Он мог лишь, скрепя сердце, наблюдать, как гибнет клан, основанный его другом на заре времен, как с каждым новым поколением слабеет Дар в их крови, как последние потомки гордого имени Аурелиса один за другим уходят во тьму. Он ждал. Он верил. Он надеялся. Он был уверен, что когда-нибудь, пусть через сотни лет, в клане появится Дитя, обладающее по-настоящему сильным Даром, истинный потомок колена Аурелиса. Но ожидание затянулось слишком надолго. И он уже больше не был уверен, он почти перестал ждать и даже надеяться. Но только почти. Потому что где-то в глубине его древнего сердца все еще теплился крохотный огонек надежды, что когда-нибудь ему все же доведется встретить истинного потомка Арли.
Когда семья Ангелуса появилась в Риме, Бессмертный сразу почувствовал присутствие детей Аурелиуса. Он слышал зов их крови, но после стольких лет ожидания не мог поверить, что долгое ожидание подходит к концу. Он распахнул бы перед ними двери всех своих домов, предоставил столько жертв, сколько бы они пожелали, дал бы полную власть распоряжаться городом и его обитателями, включая священный город Ватикан. Его власть не имела границ. Но они отказались от его гостеприимства, ответили насмешкой на акт доброй воли, поставили под сомнение его влияние. Этого он не мог им простить. Но и убить их - было выше его сил.
Кровь Аурелиса пела в их жилах – все, все, без исключения, члены семьи Ангелуса обладали Даром, и, что самое страшное, Дитя провидицы, жуткий сквернослов, обладающий пронзительными голубыми глазами и пресквернейшим характером, был точной копией его Арли. Он смотрел на юного вампира, но видел вглубь времен, слушал его ругательства, а слышал лишь тихий шепот умирающего на ступенях его дома мальчишки-полукровки, Арли: "Прикончи меня, Высший. Дай мне умереть".
Он не мог оставить их в городе, не мог, после того, что они совершили, взять их под свою защиту, но он не мог и убить их. С тяжелым сердцем он отпускал вампиров. Его интересовал ясноглазый. Бессмертный не хотел отпускать потомка Арли, к тому же настолько похожего на своего далекого предка, не хотел доверять судьбу этого Дитя его Гранд-Сиру, но иного выхода не было. Они оскорбили его. Оставить хотя бы одного из них в городе означало показать слабость.
Он бы с удовольствием сам взялся за воспитание этого мальчишки, но обстоятельства были выше его. Они требовали суровости, требовали жестокости, требовали возмездия. Самое большее, что он мог сделать для них, а в особенности для этого голубоглазого мальчика - отпустить их с миром, надеясь, что когда-нибудь их пути пересекутся вновь. А до тех пор поддерживать легенду о его ненависти к вампирам в целом, и к семье Ангелуса в особенности.
Бессмертный моргнул, и время вновь потекло с привычной скоростью, возвращая его из воспоминаний в сегодняшний день. Напротив него сидела до крайности агрессивная Истребительница, а перед ним лежал тот, кого он надеялся увидеть все эти годы. Но он так привык разыгрывать ненависть перед сторонними наблюдателями, что почти поверил в это сам. "Значит, мальчик выжил, - удовлетворенно подумал Бессмертный, пряча улыбку под маской участия к Баффи, - что ж, возможно, он действительно тот, кого я ждал все эти годы. Неужели мой Арли возвращается ко мне сквозь тьму времен, через кровь потомков?"
------ "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Иллирии было плохо. Стены крошечной колесницы давили на нее. Как-то Уэсли объяснил ей, что это называется клаустрофобией. Глупые людишки - им всему нужно было дать имя. Даже ущемленному величию. Им не понять, насколько тяжело быть запертой в удушливую тесноту единичного пространства, когда она все еще жила воспоминаниями о величии космоса и бесконечности вселенной. Некогда ее овевали космические ветры - эфемерное дыхание далеких солнц, сейчас же на нее давил даже глубокий небосвод Земли. Ей, привыкшей повелевать, возвышаясь над колышущимся морем миллионов существ, было нелепо в один момент оказаться одной из многих. Некогда облеченная властью, она чувствовала себя голой, лишившись части своего могущества.
Когда Уэсли с помощью какого-то оружия отнял у нее абсолютную власть над материей пространства и времени, она впервые за свое существование поняла, что такое отчаяние. Смешно. Столетия пролетали для нее как дни, тысячелетия казались месяцами, и за все это время ей ни разу не доводилось испытать, что такое страх и одиночество, каково это - потерять себя. В этом безумном мире ей потребовались какие-то считанные часы, чтобы ощутить одиночество. За этим чувством пришел страх, а за страхом - осознание ненужности и собственной гротескности на фоне простоты людей. Вместе с могуществом она потеряла часть себя, открыв для себя еще одно чувство. Неуверенность.
Но она умела скрывать свои слабости, и она умела лгать. Искусство лжи было едва ли не самым значимым в ее мире. Она постигла эту науку в таком совершенстве, что могла убедить кого угодно в чем угодно, даже себя. Так было легче, проще и не так больно. В ее мире боль тоже была искусством. Боли поклонялись, болью питались, боль причиняли, над болью смеялись. Телесная боль считалась высокой эстетикой. Душевная не ценилась вообще. Да и как можно ценить то, что не дано понять?
Людишки. Они возвели душевную боль в десятую степень, превратили ее в горькое искусство. Теперь она поняла это. Слившись и впитав в себя эфирную сущность Фред, она получила эту возможность. Даже больше – она смогла испытать себя болью. Невероятная ирония космического масштаба. Едва появившись в мире людей, она была ошеломлена смрадом и горечью царившими вокруг них. Ничего более кошмарного и отвратительного она еще не встречала и не испытывала. Людишки населяли и ее мир, но их было немного, и от них можно было отгородиться, изгнать или уничтожить, в конце концов. В этом мире ее окружали миллиарды этих смердящих существ - ни спастись, ни сбежать от тяжелого ядовитого дурмана их эмоций.
Со временем она стала немного постигать их и то безумие, которое они называли своей жизнью. Когда она услышала, что в мир снов прорвались Кошмары, она содрогнулась; когда порой ветер приносил из разных концов этого мира скорбь миллионов, она выла от боли, которую причинял ей их пронзительный и горький плач; когда она смотрела в темные от горя глаза Уэса, ей хотелось вырвать из глубин своего сознания оболочку по имени Фред, вернуть разыгранную карту обратно в колоду и отменить партию. Но это было не в ее силах. Она, в конце концов, была всего лишь Богиней, Древнейшей, Воительницей, но все же не Создателем, и далеко не Разрушителем.
Поначалу все людишки казались ей на одно лицо. Плоские, невыразительные, с одной единственной парой блестящих глаз, короткозубые, смешно передвигающиеся. Она подолгу смотрела на себя в зеркало, пытаясь смириться и привыкнуть к своему новому облику, так как надежды на новую оболочку затерялись в неопределенном будущем. Дни складывались в недели, и облик людей стал постепенно проясняться, она стала узнавать отдельных особей не только по запаху и биоэнергетическим характеристикам, но и в лицо. Лица накладывались на характеры, характеры превращались в конкретных людей, окружающих ее.
Даже демоны за прошедшие тысячелетия изменились и измельчали - в их чертах появилось все больше человеческого. Впрочем, как и в их поступках, мыслях и нехитрых желаниях. Она была подавлена огромным количеством полукровок - таких, как вампиры - населяющих этот мир. В ее время одним из развлечений при ее дворе было устраивать охоту на таких вот полукровок - гонять в течение нескольких дней по ограниченной территории, дать надежду на спасение – в этом была особенная прелесть, – чтобы потом уничтожить в тот самый момент, когда жертва была всего в трех шагах от спасения. За оригинальность убийства она сама частенько назначала особые призы.
Хорошие воспоминания. Они помогали сохранить лицо и невозмутимость, когда они равнодушно проходили мимо нее. Помогали сохранить достоинство и не уничтожить обидчиков, посмевших забыть ее и ее время. Словно ее существование ничего не значило. Словно ее никогда и не было. Даже воспоминаний о ней не осталось у расы, которая несколько тысячелетий назад была всего лишь бездумным стадом, а сейчас правила этим миром. Она была по настоящему одна. Ни друзей, ни врагов. Лишь удушливая настороженность окружающих ее незнакомцев преследовала ее повсюду.
А потом появился этот назойливый вампир. Ввалился в отведенные ей покои, окинул скучающим взглядом и сказал загадочную фразу, что персик хочет прощупать ее на предмет слабых коленок, поэтому ему придется заняться делом - тут белоголовый наглец, совершенно не таясь, скривился - и оценить ее возможности. Решив, что этот полукровка спятил, потому что персики не могут ничего щупать и уж тем более ее далеко не слабые коленки, она отправилась искать Уэса. Белоголовый сумасшедший потащился за ней следом, держась чуточку позади, а когда она выразила свое неудовольствие, ни капельки не смущаясь заявил, что у оболочки оказывается были неплохие формы. Иллирия решила, что обязательно узнает у Уэсли, нельзя ли ей убить этого выскочку, и если нельзя сейчас, то когда будет можно.
Уэсли разочаровал ее. С каким-то отрешенным видом он выслушал ее и объяснил, что Спайк, так все звали белобрысого, под персиком имел в виду второго полукровку - темноволосого и мрачного. После переосмысления фразы, сказанной белобрысым самодовольным выскочкой, она возмутилась, и пообещала Уэсли большую гору пепла, если Персик еще хотя бы раз подумает о том, чтобы щупать какие-либо части ее тела. Кроме того, насколько она помнила, такими деликатными делами занимаются самостоятельно, а не посылают вместо себя миньона?
Белоголовый вампир, Спайк, все это время находился в комнате, но, как и положено хорошо вымуштрованному слуге, не принимал участия в беседе. Она не знала, что сделал с ним Уэсли, но, судя по тому, как вампир сполз по стене и начал издавать странные звуки, сотрясаясь при этом чуть ли не всем телом, наказание, которому его подверг Уэсли, должно было быть ужасным. Чувствуя себя вполне удовлетворенной муками белобрысого, она благосклонно выслушала пояснения своего единственного советника в этом мире о том, что Спайк порой не в ладах с собственным языком, и пусть с неохотой, но все же согласилась на тестирование ее возможностей.
Увы, Уэсли не разрешил ей убить наглого полукровку. Он также очень странно посмотрел на нее, когда она в качестве компенсации предложила отрезать наглому слуге язык. Вампир, сидящий на полу, перестал трястись и тоже уставился на нее широко распахнутыми глазами, в которых стояли слезы. Иллирия, наконец, обратила внимание на полукровку и получше рассмотрела его.
Она должна была признать, что этот вампир радовал глаз изящностью форм своего телосложения. Белые волосы подчеркивали бледность его кожи, четко очерченные скулы на его узком лице не только не портили приятного впечатления от созерцания полукровки, а скорее придавали его лицу мужественности и даже некоторой сексуальности. Иллирии стало интересно, какого цвета у него глаза, и, когда он уставился на нее, она с удовлетворением отметила, что это практически совершенное по красоте существо обладает пронизывающим взглядом голубых глаз, в цвете которых ей виделся чистый блеск благородной стали.
Определенно, внешний вид слуги, приставленного к ней Уэсли, был безупречен. Лишенный возможности говорить, этот вампир мог бы стать украшением ее коллекции удивительных вещей даже в то время, когда она правила этим миром. Увы, ее советник почему то не понял ее утонченного стремления к совершенству. Он запретил ей "калечить Спайка", хотя она собиралась всего лишь исправить явную ошибку природы, а не наносить увечья. - Иллирия, - обратился к ней Уэсли, - теперь, когда все недоразумения прояснены, ты не могла бы подождать немного в коридоре? Мне нужно кое-что обсудить со Спайком. Удивляясь странностям человеческого этикета, она оставила их одних. Пустая формальность, на ее взгляд. Иллюзия конфиденциальности и не больше.
В ее время любой разговор, не защищенный коконом тишины, мог быть подслушан. Более того, незащищенный разговор считался открытым не только для прослушивания, но и служил негласным приглашением к дискуссии. Вот почему в коридорах и переходах ее дворца частенько можно было наблюдать того или иного одинокого придворного, активно спорящего с невидимым собеседником, который физически мог находиться в другом крыле дворца или вообще за его пределами.
Ей не было нужды прибегать к магии, чтобы слышать каждое слово в кабинете Уэсли, так как ее слух был превосходным даже по меркам древнего мира. Иллирии было интересно, о чем будут разговаривать человек и вампир. Более того – человек-хозяин и слуга-вампир. Если бы во времена ее правления ей сказали, что спустя тысячелетия, она воочию увидит мирно беседующих хищника и потенциальную жертву, то она бы от души посмеялась и наградила выдумщика за оригинальность концепции. Время как всегда оказалось наилучшим судьей, на практике показав, что она была бы не права, не поверив фантазеру.
- Спайк, - услышала она, как Уэсли обратился к вампиру, - ты отсмеялся? Это было ударом. Она думала, что вампир корчится от боли, а на самом деле, его свалил с ног приступ смеха. Она определенно не понимала этот мир, этих сумасшедших людей и демонов. - Валяй свою лекцию, умник. -... - У тебя сейчас такой же вид, как у старины Джайлза, когда кто-то из Скуби выкидывал очередной фортель. Он бы уже затер свои очки до дыр и начал блаббить несуразности. Ничего нового для меня здесь нет, так что не стесняйся и объясни мне, на какую твою любимую мозоль я наступил на сей раз. Последовала еще одна пауза, но уже короче предыдущей. - Ты, я надеюсь, понимаешь, что только что выложил наши планы могущественной богине, которая представляет, слава Богу, лишь потенциальную, но от этого не менее реальную угрозу для человечества? - Старик, да ты гигант! Столько длинных слов, сказанных на одном дыхании, не выдавала даже Рыжая. Еще пауза. Шорох одежды.
Иллирия решила, что белобрысый вампир сделал какой-то жест, призывающий Уэсли к молчанию, так как через пару мгновений он продолжил. - Ты действительно наивно полагаешь, что эта дамочка, у которой в свое время оказалось достаточно мозгов, чтобы держать в узде вселенную, полную невиданных по гадостности демонов, не в состоянии раскусить ваши детские планы? Вопрос был, по всей видимости, риторическим, так как вампир, не дав Уэсли возможности ответить, фыркнул: - Не обманывай себя. - Я в курсе ее возможностей, - послышался спокойный голос Уэсли, - но было бы не плохо невысказанное так и оставить невысказанным, нежели открыто вываливать на нее эту информацию. До сих пор не понимаю, о чем думал Ангел, когда предложил мне твою кандидатуру, и, что еще более важно, чем была занята моя голова, когда я согласился. Ты, Спайк, просто находка для шпиона. Тебя даже спрашивать ни о чем не надо, ты все расскажешь сам, при этом радуясь до чертиков. Вампир не заставил себя долго ждать с ответом.
Вполне предсказуемо - по мнению Иллирии, эта раса всегда отличалась бешенным темпераментом. - Да? Что-то я не заметил среди вас добровольцев на эту почетную миссию. Так что, если второй кандидат так и не объявился, будет лучше не трогать меня и мои методы работы. Иллирии не требовалось стоять под дверью, чтобы быть в курсе всего разговора, поэтому, когда та резко распахнулась, пропуская явно взбешенного белобрысого вампира, ей не пришлось прибегать к своим возможностям по остановке времени, чтобы избежать удара в нос. Не сказав ей ни слова, он смазанной черной тенью скользнул мимо нее, и Иллирия решила последовать за ним. Вампир заинтересовал ее, точнее его статус при темном вампире, который, как она поняла, был здесь главным.
Со временем, будучи по неволе вынужденной встречаться и проводить с ним помногу часов каждый день, она стала привыкать к нему. Проанализировав отношение Ангела и его фаворитов к блондинистому вампиру, Иллирия пришла к выводу, что он такой же изгой, как и она. Пусть она пришла из другого времени и принадлежала совсем другому миру, а Спайк, был порождением этого нового мира, но он казался ей не менее вычурным, чем она сама, пришелица извне. В тот день, когда она впервые впитала в себя эту эмоцию отчужденности беловолосого вампира, она уже знала, что ее вкус буде
Бессмертный неожиданно сник, его плечи опустились, кулаки бессильно разжались: - Я знаю. Но это их выбор. Я не вправе вмешиваться. Иллирия сочувственно склонила голову к плечу: - Каково это, Кош? Быть единственным на этой Земле, у кого нет права выбора? Каково это отказаться от права умереть? - Тяжело. Иногда невыносимо. Но у меня нет выбора. Я должен идти вперед. Кто-то должен нести знания о Древнейших. О том, как их можно уничтожить, если кто-то из вас вновь прорвется в мир людей. - Я вырвалась. - Я слишком поздно связался с Дрогиным. Этого не должно было произойти. Как? - Твои печати стояли на саркофаге. Они выкрали мой саркофаг, ты бы все равно не успел. - Я мог хотя бы попытаться. Они замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. - Тебе не обязательно меня убивать, - наконец нарушила тишину Иллирия. - Ты молишь о пощаде? - удивился Бессмертный. - Нет, просто указываю на очевидное. Я одна, меня не интересует господство над этим миром, мой мир не вернуть, мою армию не поднять из тысячелетнего праха. Я умею проигрывать, Кош. Но, если ты убьешь меня сейчас, защитить этого вампира будет некому. Без меня он погибнет. Я - его единственный шанс на спасение. И что ты предлагаешь? - Перемирие. Временное. Мы можем продолжить этот разговор позже, когда минует опасность. Клянусь, если ты выберешь смерть, сражаться честно и пусть победа останется за достойнейшим.
Медленно тянулись минуты. Бессмертный думал - взвешивал "за" и "против", прикидывал опасность вероятную и реальную. Наконец, он кивнул: - Согласен. Но я буду следить за каждым твоим шагом, Древнейшая. - Мудрое решение, Кош, - ровно произнесла Иллирия, с удивлением ловя себя на том, что ей хочется с облегчением выдохнуть оказывается так долго сдерживаемый в легких воздух и прислониться к стене, так как ее колени внезапно стали ватными и непослушными. Естественно она не сделала ни того, ни другого. Бессмертный, который в свою очередь чувствовал себя так, словно гора упала с его плеч, тоже расслабился и улыбнулся: - Пойдем, разберемся с этим чудом техники. Обещаю, через пару минут ты будешь в свое удовольствие гонять любезных твоему сердцу чудиков. - Спасибо, Кош, - голос Иллирии тоже потеплел. - Ты всегда отличался галантностью манер, как с друзьями, так и с врагами. - И что у вас женщин за манера называть меня как угодно, но только не данным мне Советом Старейшин именем. Кощей, Древнейшая. Меня, как и тысячи лет назад, все еще зовут Кощей, - возмутился Бессмертный, уже начав копаться в сумке и выуживать из нее провода.
tbc
--------- "The two of them ... they're weak, is all." Spike, 6.19 Entropy, BtVS
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 10
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума