Alfa Vardek(01/27/06 12:24:03)
Время для сказки (completed) Автор: Vardek
Название: Время для сказки
Рейтинг: G-13
Пары: Buffy/Spike
Отказ от прав: все права у Ведона, у меня лишь обязанности перед родным фандомом
От автора: предполагается на Новогодний вызов сайта "Библиотека Наблюдателя", если возьмут.
Время действия: спустя много лет после событий в 5x22 "Not Fade Away" Angel.
* * *
Ветер принес звуки города, такого близкого и все же далекого от тишины и спокойствия ночного кладбища. В городе было шумно. В городе было столпотворение. Кто-то, нагруженный подарками, спешил домой, в круг семьи. Кто-то наоборот, планировал провести этот вечер в круговерти клубов, вечеринок и празднично одетых людей. И вся эта бурлящая толпа создавала атмосферу радостного предчувствия чего-то прекрасного, непостижимого и сказочного.
В этот вечер, когда семьи собираются за огромным столом, чтобы поделиться друг с другом историями и приятными и поучительными воспоминаниями, старик, как никогда, чувствовал себя одиноким.
Он сошел с тропинки. Рыхлая земля легко пружинила под его ногами, ухоженная трава отвечала мягким, практически неслышным шорохом каждому его шагу.
Дорога была ему знакома. Он ходил по ней почти каждую ночь в течение последних шести десятков лет, когда чаще, когда реже, сегодня, он решил, будет его последний визит к тем, кого он оставил позади себя, к тем, кто оставил его, но остался в его памяти.
Старик остановился, тяжело вздохнул. Его чуткий слух уловил движение в кустах, обрамлявших широкий луг, и он настороженно прислушался. Собака, поводок от ошейника которой был крепко зажат в его руке, неуверенно взглянула на человека, словно не понимая, почему он не двигается и коротко вопросительно тявкнула.
Старик слегка расслабился:
- Все в порядке, Малыш, сейчас мы пойдем дальше. Только отдышусь.
Малыш давно уже был с ним, старик уже и не помнил точно, когда этот пушистый комок впервые ткнулся ему в ладонь мокрым щенячьим носом, требуя внимания.
Пригрев бездомного щенка, он тогда и не подозревал, что со временем тот вырастет в огромную лохматую псину, которая нагло таскала лакомства прямо из его тарелки, не обращая ни малейшего внимания на его возмущенные вопли, залезала на ночь на его постель, исправно линяла дважды в год и радостно оповещала его о приближающемся восходе, облизывая его лицо шершавым языком и пыхтя, как небольшой паровоз. Кроме того, его компаньон требовал выгуливать его по три раза в день, не взирая на дождь, снег и прочие атмосферные явления.
Были и положительные качества, как то полная инфантильность к семейству кошачьих и берущая за сердце преданность хозяину. Отвага, с которой этот пес защищал его при малейшем признаке опасности, всегда умиляла старика.
Так они и жили, вместе сражались, вместе старели.
Человек тяжело вздохнул.
Он надеялся, что с сегодняшней ночи их пути разойдутся. Малыш всегда был с ним рядом, всегда бесстрашно кидался в самую гущу схватки, защищая хозяина и прикрывая его спину. И не ему с его собачьим маленьким разумом понять, что сегодня хозяин не хочет его помощи, не нуждается в ней. Собака как всегда будет сражаться рядом с ним, до самого конца, до последнего вздоха, до последней капли крови. Старик лишь просил Небеса, чтобы, когда он уйдет, Малыш не решил последовать за ним.
Так или иначе человек ничего не мог поделать с тем, что Малыш больше никогда не вернется домой. Так будет лучше. Жестокостью было бы оставить его дома дожидаться прихода официальных служб, для которых пес оказался бы не более чем кандидатом на скорейшее усыпление. Нет. На улице у него будет больше шансов дожить остаток его дней и умереть не раньше, чем это будет установлено самой природой. Малыш был на удивление крепок для своих преклонных собачьих лет, он сумеет постоять за себя. Так же, как он стоял за него. Но не сейчас, еще слишком рано. У них еще оставалось несколько часов вместе.
Собака снова тявкнула, и старик, тяжело вздохнув, продолжил свой путь.
Он остановился снова, когда перед ним выросло надгробие, выполненное из простого серого мрамора с крошкой. Сняв с руки поводок, человек бросил его на траву и отпустил пса коротким: "Гуляй, Малыш". Собака обнюхала кожаный ремешок, но не двинулась с места, сев рядом с хозяином. Покачав головой, старик, опираясь на камень, опустился сначала на колени, а затем с болезненной гримасой сел прямо на траву перед старой могилой.
Несколько долгих минут он сидел неподвижно, высохшей ладонью гладя неровную поверхность надгробия, кончиками пальцев обводя имена тех, кто лежал в этой могиле.
"Ганн, Уэсли, Ангел."
Ни фамилий, ни дат.
Три имени на сером камне.
Ни обращений, ни посвящений.
Он говорил с ними сам, а остальному миру они были не нужны.
Мир не заметил их ухода, остался равнодушным к потере.
Старик стал их миром. Его память о них - их обращением. Его жизнь - посвящением им.
- Я снова здесь, - прошептал он, обращаясь к немому камню. - Снова хожу над вами, снова тревожу ваш покой. Молчи, Ангел, я знаю, что бы ты сказал. Я в своем репертуаре. Странно, я думал, что человечность изменит меня, вывернет меня на изнанку, сделает меня другим. Увы. Все тот же назойливый я, ну, может, немного меньше сквернословлю. Малыш не любит все эти "Кровавый Ад!", "Черт!", "Проклятие" и прочие радости жизни.
Собака рядом со стариком едва слышно заворчала, подтверждая его слова. Затем пес зевнул и растянулся возле хозяина, положив узкую морду на одну лапу и накрыв ее другой.
- Странно, я решил, что сегодня будет мой последний день и последняя ночь. Пришел попрощаться и не знаю, что сказать. Никогда не умел уходить навсегда и не умел подобрать подходящие слова. Как просто прийти, наговорить привычных банальностей и уйти. Чтобы никогда больше не вернуться.
Он помолчал, собираясь с мыслями, запустил пальцы в выбеленные сединой волосы.
- Сегодня Рождество. Знаете, в центре города стоит огромная елка и запах хвои просто одуряет. Она настоящая, я потрогал ее и укололся об иголки. Столько жизни, столько торжественности и величия. Мальчишки во дворе сегодня весь день пускали петарды. Грохот стоял, как во время канонады. Но это здорово. На сердце становится легко и свободно, когда слышишь их радостные крики. А когда мы шли к вам, нам навстречу выскочил Санта Клаус с дурацким "О-хо-хо!" Надеюсь, Малыш проделал в его штанах изрядную дыру. Он не любит пьяниц.
Старик весело усмехнулся.
- Этим вечером нужно быть вместе с семьей, доставать из духовки жирную индейку, готовить лакомства, приструнивать не в меру расшалившихся детей и раскладывать под елкой подарки. Я слышал, так принято у людей. Вот я здесь, с моей семьей. Жалко только, не подумал принести кусок индейки, но Малыш добрался до нее первым. Наверное, я его воспринимаю как непоседливого ребенка, который может быть в один момент таким мудрым, а в следующий выкинуть такое, за что его немедленно хочется отшлепать.
Старик тепло улыбнулся собаке, и та, услышав свое имя, подняла морду и завиляла хвостом, подметая им траву. Улыбка продержалась недолго на его лице. Он посерьезнел, снял очки, с черными стеклами, и устало потер ладонями лицо.
- Многие решат, что с моей стороны - жуткое святотатство, умереть сегодня ночью. Мой врач твердит мне, что я здоров, как бык. Деньги - не проблема. Да, у меня нет друзей, кроме Малыша, но больше мне и не нужно. Я отхватил твой приз, Ангел, и прожил свою человеческую жизнь, сражался, где мог, отступал, если не было другого выбора. Я - единственный, оставшийся в живых после той бойни, единственный, кто мог бы рассказать миру вашу историю. Но я предпочитаю унести ее с собой в могилу - не хочу, чтобы нас судили те, кто не имеет на это никакого права.
Малыш заскулил, словно понимая, что говорит его хозяин и попытался лизнуть его руку. Старик погладил его по голове, почесал за большими лопоухими ушами.
- Он со мной не согласен, знаю. Но я устал и хочу уйти. К тому же это будет в чем-то символично. Я никогда не говорил тебе, Ангел, что Баффи спасла меня именно в ночь на Рождество? Да, именно так. Она пришла за мной. И протащила через полгорода буквально на себе. Не знаю, сколько лет назад это было. Вампиром я не следил за временем. Оно струилось сквозь пальцы, но это ничего не значило. Что значат пара лет, когда впереди вечность? Я до сих пор считаю время сменой сезонов - холодно, оттепель, жарко, желтые листья на дорожках. И снова холодно. Так проще. Легче не помнить.
Собака завозилась и переползла передними лапами старику на колени, подняв к его лицу морду и пытаясь заглянуть ему в лицо. Тот грустно улыбнулся и, позволив псу устроится поудобнее, положил руку ему на спину. Темные очки остались чуть в стороне от этой пары, забытые и больше не нужные.
- Мое ожидание слишком затянулось, парни. Илли сказала, что вернется, что я должен дождаться ее возвращения, что она все исправит, но прошло шестьдесят лет с тех пор, как она исчезла. И почти сорок с тех пор, как эти Облаченные Властью ублюдки сделали меня человеком. Я был изранен, наполовину контужен и мало что соображал. Никогда не стремился вновь стать живым, но если это должно было произойти, то я хотел увидеть солнце, встретить первый рассвет, не ища убежища, без страха.
Из груди человека вырвалось сдавленное сухое рыдание, которое оборвалось также неожиданно, как и прозвучало.
Некоторое время тишину ночного кладбища нарушало лишь тяжелое прерывистое дыхание старика, но он быстро справился с собой, распрямил плечи и поднял голову, словно всматриваясь во что-то, видимое лишь ему одному.
- Как легко наказать кого-то прощением, дать Дар, обернувшийся проклятием. Я так никогда и не увидел солнца, свет стал чем-то туманным, еще более далеким, чем когда я был созданием ночи. Они оставили меня там, посреди поля битвы, погруженного в еще большую тьму, чем та, в которой я жил. Я устал от вечной ночи. У Спайка были хотя бы звезды, у Уильяма не осталось даже их далекого света. Может быть, когда меня не станет, я снова увижу свет, не важно, от костров Преисподней, или от сияния Рая, или...
Он не договорил. Собака, до этого спокойно лежащая на его коленях, неожиданно подняла голову и тихонько гавкнула. Спустя несколько минут чуткий слух старика уловил звук шагов. Не желая, чтобы его застали возле могилы, старик поднялся и неуверенными движениями отряхнул одежду. Вспомнив об очках, оставшихся лежать где-то в траве, он хотел было отдать команду Малышу, но передумал. Не имело смысла. Тем, кого он ждал, с кем собирался сегодня станцевать последний танец, не было никакого дела до его внешнего вида.
Но шаги на усыпанной гравием дорожке принадлежали не им. Кто-то маленький, стремительный, легкий приближался к нему со стороны главной аллеи. Старик нахмурился. Насколько он знал из собственного опыта, любителей прогуляться по ночным кладбищам было не так уж и много.
Вампиры, само собой. Они были неотъемлемой частью ночи. Кладбища испокон веков считались их территорией, где они возрождались, куда приходили охотиться, где прекращали свое существование, встретившись с острием деревянного кола в руке человека, вооруженного знанием от том, как их убивать. Подростки и пары, отчаянно ищущие тихий уголок, где можно спокойно заняться сексом без опаски нарваться на полицейский патруль или поборников нравственности, тоже приходили сюда. И зачастую, здесь они и оставались навсегда. Ну и еще оставались истребительницы.
За годы своей жизни он часто сталкивался с последними. Каждую встречу он позволял своему сердцу замереть в страхе - это она? - и облегченно выдыхал - нет, обознался. Первые двадцать лет после гибели Ангела и его команды Спайк не позволял этим девочкам засечь его. Отчасти, чтобы избежать неизбежной в таком случае конфронтации, отчасти, чтобы не быть узнанным. Эту главу жизни он закрыл и не собирался к ней возвращаться. Будучи человеком необходимость к конспирации отпала. Он был всего лишь свободным охотником, одним из многих. Никому не было до него дела - даже истребительницам.
Сейчас он ждал, пытаясь угадать, кто же еще гуляет по этому тихому скорбному месту: маленький вампир, очередной подросток-идиот или истребительница.
* * *
Ей не хотелось вновь ехать в город, возвращения в который она всячески избегала последние сто лет. Возможно, могло пройти еще столько же лет до ее визита в Лос-Анджелес, если бы не обстоятельства. Кто-то должен был заменить погибшую истребительницу, но желающих не нашлось - все были либо заняты где-то еще, либо уже опекали тот или иной город на карте мира. Оставалась она - свободная, как ветер, старейшая и самая опытная. Она была знакома с местностью, и это окончательно убедило Совет в правильности принятого решения.
Однако, одно дело принять решение, другое - убедить в его необходимости ту, над которой их власть не распространялась, ту, которая имела право сама отдавать им приказы и рассчитывать на беспрекословное их исполнение.
Зал совещаний представлял собой печальную картину разрушения, когда она выходила оттуда. Она перебила там все, до чего смогла дотянуться. И оставила лишь напольную вазу эпохи какого-то там Синя... или это был Минь? - она никогда не была сильна в истории - но один из наблюдателей самоотверженно прикрыл фарфоровое сокровище своим телом. Он так долго и жалобно убеждал ее в исторической ценности предмета, что она плюнула и оставила его в покое, решив, что вазе не жить в любом случае. Она вполне могла "случайно" задеть ее своим тяжелым ботинком в следующий визит в контору.
Заметив в глазах коллег обреченное упорство, она в итоге согласилась временно занять пост штатной истребительницы в ЛА, попутно выторговав полное погашение любых ее расходов сроком на год. И это не считая зарплаты. Ей самой деньги не были нужны, но скоро должен был состояться аукцион древних реликвий, среди которых находился артефакт, приглянувшийся Дон. Начальная ставка торгов исчислялась семизначной суммой, и столько Баффи просто не могла потянуть. Но почему бы не сделать сестренке подарок на день рождения за счет Совета?
Истребительница была благодарна судьбе, оставившей ей хотя бы одного родного человека, с которым можно было вместе коротать вечность. Ее друзья давно покинули этот мир, кто-то погиб в сражениях, кто-то ушел мирно, в своей постели, окруженный близкими. Баффи мучительно переживала потерю, но время загладило горечь. Время и Дон.
Дон осталась с ней. Природа-ли ключа подарила младшей сестренке вечную молодость или это было вмешательство Высших Сил, Баффи не знала. Ее просто грело то, что она всегда могла поднять трубку, набрать впечатавшийся в память номер и знакомый голос ответит ей, где бы они обе ни были, куда бы ни забросила их судьба. Хорошая это штука - спутниковая связь.
Сегодня был ее первый рабочий день. Точнее - ночь. Она опять пришла гораздо позже, чем рассчитывала. Ее всегда поражала в себе способность, даже располагая всем временем бессмертного существа, опаздывать всюду, куда только можно было опоздать. Пунктуальность никогда не была ее коньком. "Интересно, а можно ли опоздать на кладбище?" Она улыбнулась своей шутке и добавила к изжевавшейся ментоловой жвачке во рту новую пластинку.
И вовсе не было ее вины в том, что на первое патрулирование в Лос-Анджелесе она пришла на два часа позже. Баффи не могла удержаться от соблазна побродить по городу. Она долго простояла перед хором, поющим рождественские гимны. В них были и радость, и печаль, и ее сердце откликалось торжественному звучанию голосов. Лица людей не были размыты, как в обычные дни. Они лучились весельем, заботой о ближних, радостью от встречи с родственниками, приехавшими издалека, чтобы семья могла воссоединиться. Пусть на один день, пусть на несколько часов, но они были вместе.
Баффи специально сходила поглазеть на величественную ель, водруженную на площади в центре города. Лесная красавица пользовалась популярностью, и вокруг нее собралось много людей. Кто-то просто гулял, кто-то щелкал затворами фотоаппаратов, кто-то боролся с застежками на детских коньках, чтобы отпустить своих чад на круглый год залитый каток неподалеку.
Повинуясь порыву она купила традиционную красную шапочку с белой короткой опушкой и даже надела ее на себя. Но потом сняла и спрятала в карман, чувствуя себя глупо в одиночестве среди восторженной толпы.
Почувствовав, что ноги ее больше не несут, а желудок требует пищи, Баффи зашла в первый попавшийся бар под названием "Глоток Мартини с кровью".
У нее не было сомнений, что это заведение было чем-то вроде того, что давным-давно держал Вилли в Саннидейле, и была приятно разочарована. Она ошиблась по всем пунктам, кроме одного - демоны там были точно, но, хелло, караоке? Она с трудом удержалась от ухмылки, глядя на огромного ящерообразного демона на сцене, который тоскливо выводил хит-реликт "Ветер под моими крыльями". Зал внимал.
Места за кокетливо украшенными елочными ветками и блестящими гирляндами столиками не оказалось, и Истребительница устроилась за барной стойкой. Красноглазый зеленокожий демон-бармен, которого все называли Лорном, внимательно взглянув на нее, молча поставил перед гостьей бокал и налил в него мартини. Напиток ее вполне устраивал, и Баффи, сделав глоток, принялась рассматривать посетителей бара. Как-то незаметно она разговорилась с барменом, который оказался владельцем заведения.
За сто лет у нее набралось изрядно приятелей-демонов, чтобы не кидаться на каждого встречного с секирой, а Лорн выглядел безобидно. Она не могла представить, что этот улыбчивый демон, в залихватски заломленном на затылок красном колпаке, мог причинить кому-то боль - он располагал к себе, лучился благодушием.
- Сегодня нельзя печалиться, - улыбнулся он ей.
- Почему? - не поняла она.
- Не знаю, так говорят. - пожал он плечами, - Наверное, потому что люди не хотят видеть чужую грусть, когда им самим хорошо и весело.
- Да... наверное, - чуточку рассеянно ответила она.
- Откуда такая грусть?
- Это важно?
- Нет. Для меня - нет. Но я умею слушать... и молчать о том,что услышал.
- Я подумаю над твоим предложением, - закончила она короткий разговор.
А через четверть часа она уже делилась с ним своими проблемами.
У нее на душе было достаточно мерзко от расставания со своим последним увлечением, Джефри, которого пришлось оставить перед отъездом. Парень просто не понимал, что их связывала всего лишь мимолетная связь и не больше. По крайней мере для нее.
Она легко находила себе партнеров и так же легко с ними расставалась. Бессмертный научил ее этому искусству, а за сто лет она отточила мастерство. Излишне бурная реакция отвергнутых любовников не была для нее чем-то новым, но от этого сказанные Джефри прощальные слова не становились менее гадкими.
Уже собираясь уходить, она заметила краем глаза невысокую фигуру, облаченную во все черное. Ее волосы выделялись в полумраке светлым пятном. Баффи резко обернулась, вглядываясь в незнакомца. Сердце на мгновение взорвалось в ее груди ослепляющей вспышкой. Так знакомо, так давно забыто.
Мгновение прошло. Всего лишь отражение в огромном, от пола до потолка, зеркале. Ее отражение.
Она словно впервые увидела себя: черные узкие джинсы, заправленные в ботинки на высокой шнуровке, красный топик, облегающий ее, словно вторая кожа. Все удобно, рационально, рассчитано на максимум эффективности в бою. Минимум косметики, лишь тонкий слой пудры, придающей ее коже опаловую бледность - тоже оружие. При определенном освещении и на расстоянии ее вполне можно принять за представительницу клуба немертвых. Короткая толстая серебряная цепь защищает шею от слишком близкого контакта с вампирьими клыками. Пальцы правой руки унизаны тяжелыми рельефными перстнями - физиономия далеко не каждого вампира способна выдержать встречу с утяжеленным таким образом истребительским кулачком. Ее доспехи, которые ни разу не подводили ее за последние несколько десятков лет.
Она чуть повернулась, разглядывая себя в профиль, и тяжелые полы кожаного плаща, завершающего ее одеяние, скользнули по ее ногам. Грусть скользнула в ее сердце - она никогда не замечала, что во многом стала повторять Спайка и его манеру одеваться. Никогда не позволяла себе остановиться и рассмотреть себя получше, словно боялась, что увидит слишком многое, что увидит нечто болезненное, тяжелое. Теперь она знала, почему.
Баффи еще долго простояла перед зеркалом, не обращая внимания на удивленные внезапным приступом нарциссизма взгляды посетителей. А потом она вылетела на улицу и бешеным спринтом помчалась на патрулирование. Она наслаждалась бегом и ощущениями своего тренированного тела, ей казалось, что она способна взлететь, и все ускоряла и ускоряла темп.
Кажется, она плакала, кажется, она смеялась. Не от боли, не от горечи, не от проснувшихся воспоминаний о вампире, чье лицо успело стереться из ее памяти. От того, что Лос-Анджелес встретил ее лишь легкой грустью, дымкой, окутывающей знакомые улицы, немыми кадрами, как из старого кино, которые проносились перед ней, видимые лишь ей и больше никому.
Баффи плакала, потому что поняла, что должна была вернуться в этот город давным-давно; смеялась, потому что не сделала этого слишком поздно. В таком Лос-Анджелесе она вполне могла остаться, быть может, навсегда.
Оказавшись в знакомой обстановке Баффи чуть сбавила темп - она пришла на место и можно было приступить к неторопливому патрулированию, а заодно и познакомиться с окрестностями. Хотя она и прожила первые пятнадцать лет своей жизни в ЛА и знала его улицы вдоль и поперек, знанием кладбищ она похвастаться не могла. Не так уж и долго она исполняла долг истребительницы в этом городе, чтобы знать их все. Да и кладбища менялись гораздо быстрее, чем менялся сам город. Конечно, это относилось к действующим.
Подойдя к перекрестку, где аллею пересекала еще одна, Баффи с досадой отметила, что она была не одна. Какой-то старик с собакой замер прямо посреди дорожки, будто вслушиваясь в тишину ночи. Она хмыкнула, подумав, что идиоты, считающие кладбища идеальным местом для вечернего променада, не переводятся никогда.
Вытащив надоевшую жвачку изо рта и раздраженно швырнув ее в близлежащие кусты, она направилась к пожилому человеку. У нее был изрядный опыт по части выпроваживания таких вот гуляк из небезопасных мест, и она не сомневалась, что сумеет быстро избавиться от старика.
* * *
У женщин особенная походка. Не важно, в чем идет женщина, в тяжелых Доках или в туфельках на каблуке, ее походку невозможно перепутать с мужской. Каждый шаг женщины наполнен грацией, недоступной мужчинам. Она скользит по земле, словно не касаясь ее, в то время как мужчина вбивает свои шаги в землю, завоевывая себе пространство.
Старик услышал достаточно, чтобы немного расслабить сведенные напряжением мышцы плеч. Малыш тоже не проявлял беспокойства, что говорило само по себе - она не могла быть вампиром. Тех собака узнавала сразу же.
Он как раз задавался вопросом, что ей нужно на ночном кладбище, когда она подошла совсем близко и окликнула его:
- Мистер! С вами все в порядке?
"Девушка, молоденькая девушка", сделал старик дополнение к уже полученной информации, и обернулся на звук голоса.
- Да, мисс, спасибо за беспокойство.
"Что-то она чересчур смела для простой девчушки, ищущей приключений на свою задницу. Больше похоже на стиль истребительницы, но Джина..."
Он ни разу не встречался с действующей истребительницей Лос-Анджелеса, но много слышал о ней. Девушка, которая стояла перед ним, не могла быть ею. У нее был совершенно определенный калифорнийский акцент, в то время как Джина была афро-американкой, уроженкой Луизианы. Неужели она погибла?
- Да, ничего особенного.
Девушка махнула рукой, и до него вместе с волной воздуха донесся ее запах: ваниль, смешанная с шоколадом. Его сердце болезненно сжалось, спазмом охватывая грудную клетку, во рту мгновенно пересохло.
Ее запах. Ее голос. Ее не было в его жизни столько лет, что он почти забыл ее. Почти, но, видимо, не до конца. Она преследует его до сих пор, и будет преследовать до последнего его вдоха. Даже сейчас она мерещится ему в каждой встречной девушке. Для него она будет вечно молода, навсегда останется такой, какой он запомнил ее - нежное юное лицо, на котором лежат тени от сполохов пламени, от огня, охватившего их переплетенные пальцы. И слезы в ее глазах.
Он поморщился: "Патетичный слабак! Успокойся, вовсе не обязательно доводить себя до сердечного приступа из-за той, которая наверняка отправилась на тот свет намного раньше тебя. Совершенно очевидно, девчонка - новая истребительница. И... черт, только ее мне сегодня и не хватало!"
- Со мной все в порядке, - с нажимом повторил старик, надеясь, что девушка поймет намек и отстанет от него.
Не на ту напал.
- Кстати, вам не говорили, что это не учтиво разговаривать, отвернувшись от собеседника? А еще говорят, что молодежь плохо воспитана.
Звук ее голоса поднял в нем волну раздражения. Ей не нравится разговаривать с его профилем? Отлично!
- Уже довольно поздно, - продолжала между тем девушка и осеклась, когда старик повернул в ее сторону голову. - Ох...
-Ох, - еле смогла вымолвить она, когда старик повернулся к ней.
Она встретилась с отсутствующим взглядом его глаз.
- Простите, я не знала, что у вас... что вы...
- Слеп? - резко спросил старик.
Такой дурой Баффи не чувствовала себя уже давно. "Угу, предоставьте это Баффи, испоганить любой, даже вполне мирный разговор", - с изрядной долей злости подумала она.
- Простите, - снова повторила она.
Старик лишь коротко кивнул, и, словно позабыв о ее присутствии, принялся гладить своего пса. У нее же появилась еще одна причина выпроводить его с кладбища - он даже не увидит опасности, если на него решат напасть вампиры.
- Послушайте, уже довольно поздно, а кладбище далеко не лучшее место для прогулок. Давайте я провожу вас до ворот? Мне кажется, вы заблудились, - мирно предложила она.
Он уже успел снова отвернуться от нее, но, услышав ее слова, вновь повернулся в ее сторону. Несмотря на полумрак ей было хорошо видно его лицо и она отметила, как он заломил одну бровь в насмешливом удивлении.
Ее всегда раздражало, когда другие мужчины делали так. Другие, не Спайк. У него это получалось в таком совершенстве, что попытки всех остальных казались ей лишь жалкой пародией.
У старика, к ее тихому удивлению, получилось не хуже. Жест был настолько точной копией оригинала, что ей показалось, будто она слышит бархатный смех вампира. Она поспешно стряхнула наваждение, не к чему ей было предаваться воспоминаниям на рабочем месте.
Нет, смех ей не почудился. Старик ухмылялся, склонив голову на бок, словно в подражание... "Собаке, Баффи, своей собаке, этому наглому псу, который тоже стоит и ухмыляется, с языком удобно лежащим между клыками. Это, наверное, нервное напряжение сказывается, вот тебе и чудится этот вампир повсюду. Возьми себя в руки."
Старик продолжал беззвучно смеяться, словно не слыша ее предложения проводить его до выхода с кладбища. Истребительница приблизилась к нему и, дотронувшись до его предплечья, повторила:
- Пойдемте, я провожу вас до выхода.
Она не видела его движения, но в следующую секунду ее рука была резко сброшена с его руки.
- Это общественная территория, и до двенадцати я вполне имею право гулять там, где мне, черт возьми, заблагорассудится. К тому же, у меня уже есть один проводник, - буквально прошипел старик под едва слышимое утробное рычание пса, - других мне не нужно.
- Но здесь опасно! - выкрикнула она, окончательно разозлившись на упрямого старикана.
- Но здесь опасно!
В своей ярости девушка подошла к нему так близко, что он снова окунулся в мир ее запахов: ваниль, ментоловое дыхание со сладким акцентом алкоголя, запах старой кожи, в которую успел въесться свежий сигаретный дым. У него едва не закружилась голова от сочетания запахов того, кем он был когда-то, и той, которая когда-то освещала его мир.
Баффи. Ее волосы всегда пахли ванилью.
Даже когда она по ошибке путала шампуни, сквозь терпкую смесь трав шампуня Уиллоу все равно пробивался едва ощутимый запах ванили. Его не перебивал запах шиповника, которым пользовалась Тара, он щекотал его ноздри, смешиваясь с взрывом фруктовых ароматов Дон.
Он не обольщался на свой счет. Сигареты, кожа и бурбон - были одной из составляющих Спайка. Но встретить подобное сочетание на молодой девушке, пусть даже она будет хоть трижды истребительницей... Это было просто невероятно.
"Я схожу с ума. Как я могу думать о ней, когда передо мной стоит эта пигалица? Осталось теперь унюхать щенка, который вечно крутился рядом с Баффи, и картина умственного помутнения во всей красе."
Девчонка по всей видимости поставила перед собой цель довести его до белого каления. Он едва не сорвался и не сломал ей запястье, когда ее посетила идиотская идея дотронуться до него. Ничего себе, какие фамильярные детки пошли! Хорошо, что он сумел остановить рефлекс, отработанный годами. Этот ребенок просто не поминает, с кем она имеет дело. Пора было раскрывать карты.
- Тебе что-нибудь говорит слово "истребительница"?
Он настолько ясно представил себе, как девчонка растерянно хлопает глазами от такой быстрой смены темы разговора, что позволил себе еще одну ухмылку.
- Джина погибла? И они прислали тебя ей на смену, ведь так? - старик сделал попытку вывести из ступора опешившую от его информированности девушку.
- Вы бывший Наблюдатель? - послышался неуверенный вопрос.
В ответ он рассмеялся так, как не смеялся уже много лет:
- Детка, я что, по-твоему, похож на Наблюдателя?
- Детка, я что, по-твоему, похож на Наблюдателя?...
"Детка... детка... детка..." слово, произнесенное с сильным английским акцентом, накатывало на нее, словно волна на песчаный берег, унося с собой частички ее самообладания. Как странно и страшно было слышать его из чужих уст. Словно едва затянувшаяся сукровицей рана снова открылась и кровоточит, смывая остатки твердой корки.
Она никому не позволяла так называть себя. Ей было достаточно услышать первые буквы, интонацию, чтобы узнать слово, готовое сорваться с губ другого человека, не ее вампира. Они никогда не повторяли такой ошибки дважды, она всегда заботилась о том, чтобы растолковать недоумкам, что так ее может называть лишь один мужчина на свете. Но не станет же она бросаться с кулаками на старика, пусть он и не был беспомощным, как ей показалось сначала.
Он был слеп, он был стар, он был нагл и резок. Странная комбинация для увечного человека. Но Баффи Саммерс достаточно знала о том, что странностей в жизни хватает с лихвой, чтобы удивляться свыше меры незнакомцу, случайно встреченному посреди ночного кладбища.
В ответ на его вопрос она отрицательно мотнула головой, но тут же спохватилась:
- Нет, не похожи. Ваш акцент...
- Вот и славно, - снова эта нервирующая ее ухмылка.
- Кто вы?
Баффи понимала, что вопрос прозвучал с необычной для нее слабостью в голосе, но ее стал занимать этот старик.
- Никто.
Слишком лаконичный ответ, и он ее не устраивал.
- Вы знаете про истребительниц. Вам известно о Наблюдателях. Уверена, что и вампиры для вас не в новинку. Неужели вам настолько недорога жизнь, что вы отказываетесь от моей помощи?
Похоже она его задела. Она заметила, как сильно его ладонь сжала поводок собаки - побелевшие костяшки было видно даже в темноте.
- Послушай, что я тебе скажу, девочка, и не спорь, - буквально прорычал старик. - У тебя своя дорога, у меня своя. Тебе здесь делать нечего. Поэтому, давай, топай, истребительница. В Лос-Анджелесе еще полно кладбищ, а это – пока еще моя территория. Приходи сюда завтра, у тебя будет много работы.
Баффи тихо вздохнула - этому человеку она ничем не могла помочь. Ей был знаком этот тип, угасающих охотников за демонами. Такие, как этот старик, сражаются до конца, и умирают не в своих постелях, а в бою, с честью. Они уходили так, как жили. И не было на свете силы, способной остановить их стремительное движение к смерти, так же, как ничто не в силах прервать полет мотылька к смертоносному пламени огня. Вот только собаку было жалко.
- Я понимаю, - прошептала она. - Хорошо, я уйду.
- Хорошо, я уйду.
Это было неожиданно. Старик приготовился к долгому разговору, но истребительница сдалась слишком быстро. Он не ожидал, что девушка, такая молоденькая, явно недавняя выпускница академии, поймет его. Джина поняла, и то, не сразу. Ему понадобилось несколько лет, чтобы донести до чернокожей истребительницы, что на этом кладбище все под контролем, что она лишь теряет время, приходя сюда. Ее неизменно встречала тишина и частицы серого пепла в воздухе, все, что оставалось от встреченных им вампиров.
Что же, эта девочка обещала далеко пойти. И, если она достаточна умна, чтобы найти себе подходящего парня и завести детей, жить долго. Но подобные рассуждения он предпочитал оставить при себе.
- Мне пора, - сказал он вместо этого и медленно зашагал по дороге.
Он знал, что она смотрит ему вслед, чувствовал ее взгляд на своей спине. Внезапно ему в голову пришла мысль, и он остановился:
- Эй, истребительница!
- Что?
- Тебе собака не нужна?
Малыш, словно понимая, что они обсуждают его судьбу, заскулил.
- Это же твой пес, - долетел до него ее растерянный ответ.
- Я так, на всякий случай, спрашиваю. Может, возьмешь пса, если что? Он воспитан и в драке не подведет. К тому же вампиров чует не хуже тебя.
Пес зарычал. Старик усмехнулся - конечно, кому понравится, когда обсуждают твою дальнейшую судьбу.
Девчонка молчала, явно переваривая его предложение, но, наконец, до него долетел ответ:
- Окей. Не волнуйся. Присмотрю я за этим блошиным отродьем.
Старик засмеялся - у этой истребительницы было чувство юмора и доброе сердце, возможно, для нее не все еще было потеряно.
Девушка подошла к нему:
- Мне все время кажется, что я тебя знаю.
Приличия были отброшены. Какое может быть выканье между воинами?
- Ну а я совершенно точно уверен, что не знаю тебя, - уже мягче ответил ей старик, вручая ей поводок. Он присел рядом с собакой, обхватил его голову ладонями и прижался к ней лбом. Пес еле слышно печально заскулил. Прощание было недолгим. Старик вновь выпрямился и слегка дрожащим голосом прошептал:
- Его зовут Малыш. Он славный пес. Береги его, ладно?
Истребительница снова, как несколько минут раньше, кивнула - он понял это по колебанию воздуха вокруг него - и тут же исправилась:
- Хорошо.
Но он уже шагал широким уверенным шагом в сторону от главной аллеи.
- Спасибо... pet.
Оффтоп: ссылка на соответствующий топик оригинального форума Marstersverse